Контев А.В., Бородаев В.Б. |
Социально-экономические и этнокультурные процессы в Верхнем Прииртышье в XVII-XX веках: Сборник материалов международной научной конференции. Новосибирск: Параллель, 2011. С. 80-86.
В изучении истории сибирского казачества к
настоящему времени достигнуты весьма впечатляющие результаты. Только за последние
20 лет появились десятки монографий и сотни статей. В научный оборот введено
большое количество самых разнообразных источников как из центральных, так и
местных сибирских архивов. Однако закрыть какую-либо историческую тему
полностью вряд ли возможно. Появляются или новый ракурс ее рассмотрения, или
новые теоретико-методологические подходы, или обнаруживаются новые источники,
которые существенно дополняют фактографию и тем самым расширяют
исследовательское поле. Цель данной статьи – введение в научный
оборот новых источников по истории Сибирского линейного казачьего войска
(далее – СЛКВ), которые до сих пор не попадали в поле зрения историков.
Специалисты-казаковеды, занимающиеся изучением этой территориальной группы
сибирского казачества, применительно к хронологическому периоду XVIII – первой половины XIX в. в основном оперируют материалами,
извлеченными из Государственного архива Омской области. Документы же
центральных московских и санкт-петербургских архивов, прежде всего Российского
государственного военно-исторического архива (далее – РГВИА) используются
ими недостаточно или не используются вообще[1].
В РГВИА в фонде № 489 хранится
огромная коллекция формулярных списков регулярных и иррегулярных соединений и
частей российской армии за 1720–1816 гг., в том числе 14 дел, содержащих
списки личного состава СЛКВ и его войсковой канцелярии за 1812–1816 гг.[2] Эти 14 дел ценны тем, что
позволяют выявить численность войска в указанные годы (в литературе таких
данных нет), а также тем, что содержат биографические сведения о казаках,
которые или вообще невозможно найти в других типах источников, или же их
придется собирать буквально по крупицам. Биографические сведения в своей
совокупности позволяют прорисовать обобщенный «портрет» казаков СЛКВ в первые
годы его существования. Формулярные списки в казачьих частях,
дислоцированных в Сибири, стали составляться ежегодно, иногда чаще –
каждые полгода, треть года или даже месяц, с середины 1760‑х гг. Они
фиксировали служебный статус и служебную карьеру служащих (и иногда отставных)
казаков. Это были своего рода «личные дела». Их формуляр и соответственно набор
информации, в них отраженный, не были жестко фиксированными. В зависимости от
того, какую информацию желало собрать начальство, формуляр, или можно сказать шаблон,
периодически менялся[3]. Из указанных 14 дел нами обработано одно
дело, в котором подшиты формулярные списки всех 10 полков и двух
конно-артиллерийских рот Сибирского казачьего войска за Согласно формулярным спискам Подавляющее большинство урядников (434
человека) и рядовых (4605 человек) являлось казачьими детьми, в войске они составляли
75,6%. Следующим по численности и удельному весу источником пополнения войска
выступали солдатские и драгунские дети и «малолетки» – 1384 человека
(20,7%). К сожалению, выяснить численность каждой из этих групп по отдельности
не удалось, поскольку в формулярных списках 8‑го полка они указаны в
совокупности: у 135 казаков этого полка в графе «из какого состояния» значится
«малолетки солдатские дети». В остальных же полках и двух ротах расклад был
такой: солдатских и драгунских детей – 684, «малолетков» – 565 человек.
«Малолетки» – это дети отставных военнослужащих регулярных полков,
поселенных в Тобольской губернии, в основном на западно-сибирских пограничных
линиях[8]. При этом слово «малолетки»
не следует понимать буквально: подавляющее большинство казаков, которые по
происхождению отнесены к «малолеткам», на момент вступления в службу имели
возраст старше 17 лет. Массовое зачисление в СЛКВ солдатских и
драгунских детей и «малолетков» – 2403 человека – прошло в
1797–1799 гг.[9] Это подтверждают и формулярные
списки. Правда, в докладе военного министра «О новом образовании Сибирского
линейного казачьего войска» от 19 августа Ю. Г. Недбай, повторяя мнения
ряда историков XIX – начала XX в., безапелляционно утверждал, что названные
выше дети служащих и отставных солдат и драгун являлись потомками казаков. Это
утверждение он аргументировал тем, что дислоцированные в Сибири в XVIII в. регулярные части комплектовались казачьими
детьми и казаками. «Поэтому, – писал Ю. Г. Недбай, – говоря
о сибирских гарнизонных и драгунских полках, мы должны помнить, что это те же
казаки. Спустя несколько десятилетий, в конце XVIII в они, в лице своих потомков, вернулись в ряды
казачества…»[11]. Здесь налицо две ошибки.
Во‑первых, большая часть регулярных частей была переведена в Сибирь из
европейской части страны[12], и соответственно их личный
состав к сибирским казакам не имел никакого отношения, по крайней мере в
подавляющем большинстве, поскольку из тех сибирских казаков и их детей, которые
в начале XVIII в. были взяты в
регулярную службу, в Сибирь в составе полков вернулось лишь незначительное
число. В самой Сибири регулярные части пополнялись рекрутами, среди которых
лиц, принадлежавших к казачьему сословию, было весьма немного. Об этом
убедительно свидетельствуют формулярные списки сибирских полков, имеющиеся в
РГВИА в фондах № 489 и 490. Даже те части – Новоучрежденные полк и
батальон, – которые в К детям солдат и драгун по социальному
происхождению примыкали дети унтер‑ и обер‑офицеров регулярной
армии. Но их число было весьма незначительно: первых – 3, вторых – 5
человек. Процент выходцев из других социальных групп русского населения был
также невысоким. Крестьянами по происхождению оказались 28, колодниками, отбывшими
срок наказания и получившими свободу, и колодничьими детьми – 9,
вольноотпущенными дворовыми – 4 казака. Непонятно социальное происхождение
4 человек, двое из которых названы «незаконорожденными», один –
«пропитанным» (вероятно, сиротой), один – «вышедшим из калмыцкого плена».
Верстание в линейные казаки «разных чинов» людей имело место и раньше. Однако
вряд ли можно их считать «важнейшим источником формирования сибирского
казачества», как полагал В. И. Петров[14]. Все названные выше социальные группы,
участвовавшие в разной пропорции в комплектовании СЛКВ, в этническом отношении
можно причислить к русским. По крайней мере, в списках применительно к
этим группам «национальность» особо (за исключением одного случая) не
оговаривалась, т. е. автоматически подразумевалось, что принадлежавшие к
ним по происхождению казаки являются этнически русскими, точнее говоря,
таковыми они идентифицировались (и начальством и ими самими), исходя из
этнокультурных признаков, прежде всего принадлежности к православию.
Единственным случаем является упоминание о происхождении одного казака 5‑го
(Атаманского) полка из украинских казаков. Хотя и это упоминание имело не
столько этническую, сколько территориальную нагрузку. Кроме этого «украинского
казака» в списках фигурируют также два донских казака, один уральский казачий
сын и один казачий сын из г. Хлынова. Следует отметить, что все остальные
казачьи дети упомянуты без территориальной привязки. Это говорит о том, что
почти все природные казаки СЛКВ являлись уроженцами Сибири, а точнее –
потомственными западно-сибирскими линейными казаками. Разумеется, это не
исключает наличие среди них, а также среди других выше упомянутых социальных
групп представителей нерусских народов, которые ко времени составления списков
были уже полностью руссифицированы. Так, в частности, в составе войска
находились потомки башкир, мещеряков и запорожцев, зачисленных в линейные
казаки в 1760–1770‑х гг.[15],
были также потомки крещенных джунгар и киргиз-кайсаков (казахов)[16]. Конечно, надо иметь в виду и то
обстоятельство, что в сибирской казачьей среде имели место межэтнические браки,
и поэтому часть казаков являлась метисами или даже вообще потеряла чисто
славянские антропологические черты. Г. Е. Катанаев по адресу линейных
казаков отмечал «Мы, по всей вероятности, не ошибемся, если скажем, что
наибольшее влияние на метисацию как в количественном, так и в качественном
отношении имели калмыки и киргизы… Дети, родившиеся от русского и киргизки, по
физическому и даже нравственному своему складу более походят на киргиза, чем на
русского»[17]. Правда, не исключено, что
это наблюдение относится к XIX в.,
когда произошло присоединение Киргиз-кайсакской (казахской) степи и
взаимоотношения казаков и киргиз-кайсаков стали выстраиваться в мирном русле.
Ранее картина могла быть иная. В. И. Петров утверждал, что «во второй
половине XVIII в. линейные казаки
женились на дочерях крестьян, преступников, солдат, драгун и других
поселенцев». По его данным, в Войско все же не было этнически
однородным. В Однако в целом удельный вес нерусского
(точнее говоря, не восточнославянского) элемента среди линейных казаков был
незначителен: 190 человек, или 2,8%. Особо отметим, что данные формулярных
списков ставят под сомнение утверждение Н. Г. Путинцева (повторенное
В. И. Петровым), что в Таким образом, статистическая обработка
формулярных списков СЛКВ за Таблица 1 Социальное и этническое происхождение
урядников Сибирского линейного казачьего войска в
Таблица 2
Социальное и этническое происхождение
рядовых казаков Сибирского линейного казачьего войска в
*1. В
том числе 1 украинский и 1 уральский казачий сын, 1 – донской казак. *2. В
том числе 1 – из донских казаков. *3. В
том числе 1 – казачий сын из Хлынова. Обе
таблицы составлены по данным: РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 3064. * Статья подготовлена
при поддержке Минобрнауки РФ в рамках реализации ФЦП «Научные и научно-педагогические
кадры инновационной России» на 2009–2013 гг., государственный контракт
№ П364 от 07.05.2010. [1] См., например, последние по времени издания
обобщающие труды по истории Сибирского казачьего войска Ю. Г. Недбая
(Недбай Ю. Г. История казачества Западной Сибири, 1582–1808 гг.: (Крат. очерки). Омск, 1996. Ч. 1–4;
Он же. История Сибирского казачьего войска (1725–1861 гг.). Омск, 2001; Он
же. Сибирское казачье войско (1846–1861). Омск, 2004). В них при всем обилии
добротных фактических данных, извлеченных из фондов Государственного архива
Омской области, имеется ряд заметных проблемных и хронологических лакун, а
также фактических ошибок. [2] РГВИА. Ф. 489. Оп. 1.
Д. 3061–3074. [3] См.: Зуев А. С. Формулярные списки
городовых казаков Западного Забайкалья последней трети XVIII – начала XIX в. как исторический источник // Массовые
источники по истории Сибири: Бахруш. чтения: Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск,
1989. [4] РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 3064. [5] О резервных казаках см.: Андреев С. М.
Резервные казаки как особая категория Сибирского линейного казачества //
Актуальные вопросы истории Сибири: Пятые науч. чтения памяти проф.
А. П. Бородавкина. Барнаул, 2005. [6] ПСЗРИ‑I. СПб., 1830. Т. 43: Книга штатов. Ч. 2.
С. 106–107. [7] В литературе часто сообщается о создании по
штатам [8] [Баккаревич М. Н.] Статистическое
обозрение Сибири, составленное на основании сведений, почерпнутых из актов
правительства и других достоверных источников. СПб., 1810. С. 89. [9] Недбай Ю. Г. История Сибирского
казачьего войска… С. 128. [10] ПСЗРИ‑I. Т. 30. С. 538. Данное утверждение
повторяет В. И. Петров (Петров В. И. К вопросу о социальном
происхождении сибирского казачества (XVIII –
первая половина XIX вв.) // Сибирь
периода феодализма. Новосибирск, 1965. Вып. 2: Экономика, управление и
культура Сибири XVI–XIX вв. С. 210–211). [11] Недбай Ю. Г. История казачества Западной
Сибири… Ч. 4. С. 32. См. также: Там же. С. 31, 32; Он же.
История Сибирского казачьего войска… С. 74–75, 82, 128. [12] Зуев А. С. Регулярные формирования
российской армии в Сибири в XVIII – начале XIX в. // Первые Ермаковские чтения «Сибирь:
вчера, сегодня, завтра»: Материалы регион. науч. конф. (21 декабря [13] Зуев А. С. Штатная реформа сибирского
казачества 1737 года // Вестник НГУ. Сер.: История, филология. 2007.
Т. 6. Вып. 1: История. С. 22–27. [14] Петров В. И. К вопросу о социальном
происхождении сибирского казачества… С. 210, 211. Ср.:
Недбай Ю. Г. История казачества Западной Сибири… Ч. 4.
С. 130–131. [15] См.: ПСЗРИ-I. Т. 30. С 538. [16] Петров В. И. К вопросу о социальном
происхождении сибирского казачества… С. 209. [17] Цит. по: Каженова Г. Т. Этнические
аспекты истории Сибирского линейного казачества // Степной край Евразии:
ист.-культ. взаимодействия и современность: Междунар. Евраз. форум: Тез. докл.
и сообщ. III науч. конф. Астана, 2003.
С. 82. [18] Петров В. И. К вопросу о социальном
происхождении сибирского казачества… С. 217. [19] Недбай Ю. Г. История казачества
Западной Сибири… Ч. 4. С. 132–133. [20] Катанаев Г. Е. Киргизские степи,
Средняя Азия и Северный Китай в XVII и XVIII столетиях по показаниям западно-сибирских казаков и
прочих сибирских служилых людей // Записки Зап.-Сиб. отдела ИРГО. Омск,
1893. Кн. 14. Вып. 1. С. 3. [21] Недбай Ю. Г. История Сибирского
казачьего войска… С. 283. [22] См.: Путинцев Н. Г. Хронологический
перечень событий из истории Сибирского казачьего войска со времени водворения
западно-сибирских казаков на занимаемой ими ныне территории. Омск, 1891.
С. 90; Шевченко С. В. Сибирское линейное казачество и казахи
Среднего Жуза в XVIII – начале XIX вв.: Автореф. дис. … к. и. н.
Екатеринбург, 1997. С. 14. [23] Путинцев Н. Г. Хронологический
перечень событий из истории Сибирского казачьего войска… С. 80;
Петров В. И. К вопросу о социальном происхождении сибирского
казачества… С. 208. [24] Недбай Ю. Г. История Сибирского
казачьего войска… С. 109. [25] АВПР. Ф. 130. Оп. 130/3. Д. 6.
Л. 52–53 об., 59об.–60; Д. 7. Л. 10. [26] Недбай Ю. Г. История Сибирского
казачьего войска… С. 133. © А.С. Зуев, 2011
|