Новости

   Источники

   Исследования

   О проекте

   Ссылки

   @ Почта


Введение

Глава 1. Этнодемографическая ситуация в Западной Сибири в XIX - начале XX вв. и ее влияние на межэтническое разделение труда

   1.1. Этнодемографическая ситуация в Западной Сибири в XIX - начале XX вв.
   1.2. Межэтническое разделение труда в Западной Сибири по данным переписи 1897 г.

Глава 2. Процессы этнокультурного взаимодействия в ходе хозяйственного освоения Западной Сибири в XIX - начале XX вв.

   2.1. Тобольский Север и Нарымский край
   2.2. Центральные районы Западной Сибири
   2.3. Южные степные районы Западной Сибири
   2.4. Горный Алтай
   2.5. Сегрегационные группы (ограниченные в правах) и их интеграция в хозяйственную сферу региона

Заключение

Список источников и литературы

Приложения

Список сокращений

 

2.3. Южные степные районы Западной Сибири

    Южная скотоводческо-земледельческая полоса Западной Сибири включала в себя приграничные округа региона и саму границу, которая почти весь XIX в. состояла из полосы казачьих поселений. В Тобольской губернии границу представляли две казачьи линии: Пресногорьковская (от Оренбургской губернии до реки Иртыша) и Иртышская (вдоль Иртыша). На юге Томской губернии, на Алтае, до середины XIX в. границы вообще не было. Однако в долине реки Бухтармы существовали русские поселения.
   В 1771 г. указами государственной коллегии был разрешен припуск верноподданных казахов за линию. Тут же с них стали собирать по одной лошади со 100 для ремонта драгунских полков. Вызвано это было тем, что переходившие линию казахи никаких податей не несли, но пользовались угодьями и защитой, а казна несла большие расходы на содержание войск. В 1808 г. драгуны были выведены из Сибири, а на их месте сформировали Сибирское казачье войско. Собранных лошадей стали раздавать в полки, а 1% от прочего скота шел на содержание лазаретов.
   Постепенно, а с 1832 г. официально, власти постановили взимать ремонтную пошлину с казахов, кочующих на расстоянии 10 верст от линии [1]. Так возникла "10-верстная полоса". Доступ за нее кочевники могли получать только с разрешения русского военно-пограничного начальства. Она быстро распространилась на 20-30 верст во внутренних округах - Омском, Павлодарском, Семипалатинском и Усть-Каменогорском. В середине XIX века она составляла 21 170 кв. верст Семипалатинской области и 24 670 кв. верст Акмолинской области, т.е. почти 5% их территорий [2].
   Основным населением "10-верстной полосы" в начале XIX в. было оседлое казачье и кочевое казахское население. Именно здесь казахи стали оседать раньше, чем в других местах на своих зимних стойбищах. Они арендовали у казаков земли под сенокосы, а затем и под пашни. Так в 1823 г., живущий в селе Янгаты казах Якунда пришел к омскому коменданту Безносикову и объявил о своем желании принять греческую веру и записаться в крестьяне этого села. Ему разрешили, предоставив 5 льготных лет на обзаведение хозяйством и пожизненное освобождение от воинской повинности [3].
   Уже в 40-е гг. XIX в. значительная часть казахов на линии занималась земледелием, сначала в качестве работников у казаков, затем самостоятельно. Как о них писал в своем докладе чиновник особых поручений Трофимов: "Желание их иметь свои пашни и сено для скота так велико, что нанимают для того места у крестьян и казаков дорогой ценой и отдают за них последние свои деньги, не имеющие же денег отрабатывают плату на страде или в зимнее время, не имеющие ни денег, ни земледельческих орудий, идут к хозяевам земли на все лето в работники со своими лошадьми, чтоб получить за труд свой хоть часть урожая. Заботливость киргиза о пашне достойна даже уважения…" [4].
   Власти поощряли вхождение казахов в российские сословия. В 1846 г. все земли "10-верстной полосы" были объявлены в подчинении казачьего войска и никто, кроме казахов, не мог иметь там оседлости. В результате часть оседлых казахов вошла в состав Сибирского казачьего войска. В 70-е гг. XIX в. 6,4 % казаков исповедовали ислам. Главным образом это были казахи, а также татары и бухарцы [5]. Однако этот же закон 1846 г. увеличивал возможности доходов для казаков. Например, в Бельагачской степи в конце XIX века за зимовки взимали аренду по 40 копеек с десятины, за покос - от 40 до 60 копеек, за пашню - по 60 копеек с десятины. Вероятно, это были более или менее реальные расценки [6].
   А в районе 7-го полка в 40-е годы XIX в., по словам Трофимова, дело обстояло так: все удобные земли казаки делили между собой, а излишки выродившейся земли сдавали казахам по 3-5 рублей за десятину, за новину - по 7-8 рублей. Участок покоса 150-200 копен стоил от 20 до 50 рублей. Распространенной формой эксплуатации казахов была выдача билетов для увольнения с линии. Казаки отпускали только тех, кто им не был нужен в хозяйстве- и брали за билеты произвольно от 1 до 5 рублей [7].
   Еще одной возможностью для злоупотреблений стала ремонтная пошлина. Был назначен штраф за сокрытие скота в трехкратном размере и введен пересчет. Пересчитывали по 3 раза за год: учет был плохо налажен, а между тем скот рос, терялся и находился, путался с чужим - ошибки возникали постоянно. Штрафы вызвали возмущение казахов, - они стали отказываться платить ремонтный сбор, уже потерявший законную силу, так как большинство кочевников арендовало земли у казаков. С 1858 г. казахи вынуждены были платить также за зимовки и летовки на казачьих землях. Доходность от аренды росла, а от ремонтной пошлины - падала. И в 1880 г. (16 сентября) ее окончательно отменили.
   К концу XIX в. у всех состоятельных казаков сельскохозяйственные работы выполняли наемные или задолжавшие казахи. Казашки нанимались домашней прислугой. За 3-4 года джатаки обзаводились собственными зимовками и скотом и жили безбедно, работая на казаков. "Можно сказать, что не только каждый в полке зажиточный, но и средний казак домохозяин Иртышской линии имеет одного, а то и двух работников или работниц из прилинейных казахов". Особенно в них нуждались семьи, чьи собственные работники находились на службе за сотни верст [8]. Тем более, что казаки сами хорошо владели казахским языком, носили казахскую одежду и занимались оседлым скотоводством [9].
   Этнограф Гребенщиков в своем сочинении говорит также о наличии кредитной системы в отношениях между казаками и казахами. Казак давал казаху в долг под определенное количество хлеба или число стогов, а если должнику не удавалось рассчитаться, то ему все равно давали в долг под будущую работу, - в итоге возникала кабала, которая подкреплялась угрозами вооруженного кредитора [10]. Во многом это были колониальные отношения.
   В 1904 г. "10-верстная полоса" была передана Сибирскому казачьему войску в собственность. Встал вопрос, как устроить еще не осевшее казахское население. В 1909 г. казахам было предложено перенести свои зимовки в более южные волости Павлодарского округа (за пределы линии) на свободные от переселенческих участков земли. А долина Иртыша поступила под крестьянское заселение [11].
   Одним из факторов в общении русских и казахов на границе в начале XIX в. была торговля детьми - обычно калмыками (ойротами) или казахами. Детей покупали чиновники, купцы, военные чины или состоятельные торговцы. Обычно их крестили и обучали какому-нибудь делу, что было немаловажно для казахов, продававших своих детей не в лучшие времена. В 1808 г. вышел высочайший указ, по которому купленные и вымененые киргизские дети по достижении ими 25 лет должны были быть отпущены на свободу. За его выполнение следовало денежное вознаграждение от казны - 150 рублей за 5 отпущенных. Почти все они получили вольные в 1829-1836 гг. [12]
   Однако и в 1826 г. работорговля на линии еще имела место [13]. В 1840 г. дворовых людей из калмыков оставалось в Тобольской губернии еще 76 человек - это 9,8 % от общего числа дворовых людей в Тобольской губернии [14]. По сведениям С. Шашкова, указы 1825 г. и 1826 г. определяли сроки освобождения невольников. Они также установили, что впредь их судьбой должно было заниматься оренбургское и сибирское начальство, определяя на воспитание до 25 лет в крепкие крестьянские семьи. Взять детей пожелали в Тобольской губернии - 237 человек; в Омской области - 338 человек, а в Томской губернии - 3 человека. Это не случайно, так как в Омском округе население было лучше знакомо с ойротами и казахами [15].
   Почти весь XIX в. казахи из внешних округов продолжали свои грабительские набеги. В начале века они нередко обирали бухарские и ташкентские торговые караваны, идущие из Средней Азии в южные округа Западной Сибири.
   Так, в 1824 г. бухарцы жаловались на покражу у них товаров: 40 халатов и 200 кусков дабы на Пресногорьковской линии, а также на бездействие русских властей по этому поводу [16]. Неутомимыми грабителями на линии были в конце 1830-х гг. киреевцы султан Худа-Менды Газин и Коске Урмаков. Они главным образом обирали торговые караваны азиатцев, хотя не брезговали и лошадьми соплеменников и преследующих их казаков. Так, бухарец Абдул Кадыр-нур Мухаметов в 1839 г. следовал в Ташкент для мены товаров и был ограблен казахами на 6 тыс. рублей и за выкуп ташкентца Болдабая заплатил еще 1 тыс. рублей. На обратном пути Газин снова напал на Мухаметова, причинил побои и забрал имущество на 24 216 рублей. Ташкентца Сарымсака Азаматова он также ограбил в 1839 г. на 3 882 рубля. Ташкентец Абзалбай Абрахамов в своей жалобе в Семипалатинскую таможню повествовал о том, что, следуя из Ташкента с товаром, он остановился в Надан-Табуклинской волости для мены лошадей. Туда к нему приехал подданный Газина и взял с него пошлину 1 халат и 10 кусков дабы. Но когда он снова отправился в путь, султан Коске Урмаков настиг его с отрядом и ограбил на 19 975 рублей. Канцелярия общего управления сибирскими киргизами решила взыскать с Газина стоимость украденного, а 10 человек исполнителей отправила на каторжную работу в Енисейскую губернию [17].
   В конце XVIII в. пропуск казахов за линию был официально разрешен, и 15 тыс. их расселилось по Кулундинской степи. С тех пор они постоянно кочевали в пограничных округах Западной Сибири и оседали в крестьянских поселениях. Часть казахов с линии увольнялась сюда на лето по разрешительным билетам, а также без всякого ведома прикочевывали казахи с внешних округов. Все они оказывались в непосредственной близости к крестьянским селениям, постепенно оседали, обзаводились хозяйством, работая у крестьян пастухами и пр. Почти в каждом крестьянском селении жили казахи - по одному или несколько семей по паспортам, билетам или вообще без документов. Часть их прикочевывала на время полевых работ и останавливалась возле села в юртах. Такие стойбища были опорными пунктами для казахов из внешних округов, совершавших грабительские набеги.
   В 1806 г. инспектор сибирской линии зафиксировал случай покражи казахами восьми лошадей на сумму 370 рублей у "ясашных" (русских). Случилось это потому, что барантачи (угонщики скота) останавливались проездом в их селе с согласия жителей [18]. Границы с Китаем на юге Алтая не было, и подданные разных государств сами выбирали себе территории, - нередки были прямые столкновения. Казахи устраивали потравы пашни и крали лошадей. Пасти скот и красть лошадей было естественно для кочевников. Сами они никогда не признавались в краже скота, а если платили за ущерб, то только потому, что обычай велел им платить всякий раз, когда следы покражи приводили к их кибиткам, без каких-либо отпирательств.
   Русское население бухтарминских поселков при опросе советником Сушиным показало, что с 1814 по 1849 г. казахи украли у них лошадей и прочего скота на 40 тыс. рублей [19]. "С русскими, которых прежде боялись… сделались уж слишком дерзки, именно: прикочевывая весной к деревням заводского ведомства, произвольно занимают крестьянские земли и даже сельские выгоны, выкашивают для себя их покосы или пускают туда свои табуны…", - писал о кочевых казахах Трофимов [20]. А когда крестьяне требовали удовлетворение за потраву, казахи прогоняли их нагайками, от того случались "опасные драки с русскими" [21].
   Часть казахов пробовала закрепиться на свободных землях Змеиногорского и Барнаульского округов. В 1840-е гг. насчитывалось уже 8 душ казахов, добровольно причислившихся в заводские крестьяне. При этом они пользовались 5-летней льготой и освобождением от воинской повинности. По мнению горного правления, именно этот фактор заставлял их проситься в заводские крестьяне. Однако сами просители объясняли свои стремления иначе. Например, Джейсалык Джейбыков в 1842 г. аргументировал свою просьбу так: "…чтобы… отмежеваны им были места для заселения и грань для скотоводных выпусков и прочих сельских угодий…". Но к земледелию переходить они не спешили. И когда им решили выделить землю на условии, чтобы через два года они приступили к хлебопашеству, Род Джейбыкова уведомление не подписал и откочевал в неизвестном направлении [22].
   Вообще, отношения с заводским ведомством у казахов складывались не просто. В июле 1832 г. у служителей Локтевского завода, отправившихся за дровяными запасами на 60 верст от него, ночью украли 6 казенных лошадей. Затем у поехавшего за ними пристава отбили еще 3 лошадей. Преследование продолжил мастер Козьмин. Следы привели его в казахский аул в Узкой степи. В итоге, после отпирательств, казахи признались только в похищении 3 лошадей пристава, - одну вернули, за 2 другие дали в подарок 3 халата, 1 армячину и 1 белую дабу. После этого случая Горное правление собрало известия о всех случаях покражи лошадей в районе Колывано-Воскресенских заводов и вынесло решение просить Омское областное правление учредить казачьи пикеты, чтобы казахи не могли переходить за черту заводского ведомства [23]. Однако это не могло их остановить.
   В 1839 г. там кочевало 9 родов в 2 036 кибитках со скотом [24]. Они воровали лошадей у вольных возчиков, перевозивших руды с Риддерского и Крюковского рудников на Змеевский завод. Хотя плата за эти перевозки была выше, чем обычно, возчиков, желавших наняться даже за повышенные расценки, было недостаточно [25]. Казахи также причиняли вред возчикам соли при соляных озерах Бурлинских, Карасукских и Боровых по дороге от них к оптовым магазинам. Казахи вытаптывали подножный корм и крали лошадей [26]. Алтайская администрация регулярно входила в эти проблемы, запрещая казахам селиться в горном округе, кочевать близ рудников, кочевий калмыков, соляных озер, лесных боров и пр., выселяла их неоднократно: в 1837, 1848 гг. и позднее [27]. В 1874 г. по утвержденному положению Сибирского комитета не причисленным к крестьянским обществам казахам было запрещено проживание на землях казенных селений иначе как по особым срочным билетам без юрт и скота. Действие этого закона заставляло переходить казахов к оседлости и обеспечивало дешевые рабочие руки в хозяйстве крестьян и заводов [28].
   Казахам приходилось ежегодно арендовать земли для пастьбы у лесных приставов и крестьянских сел и платить за нее деньгами, лошадьми, бухарскими халатами. Кроме того, они платили ремонтную пошлину и оплачивали билеты. Так, в 1879 г. крестьяне деревни Узянка пускали на свои земли до 150 юрт казахов, чем вызвали негативное отношение казаков форпоста Песчаного [29]. По данным локтевского лесничего, аренда обходилась казахам по 15 копеек с головы скота. На землях деревни Псеводской паслось 800 голов, деревни Николаевской - 1000 голов, деревни Петуховой - 1500 голов и т.д. [30] В крестьянских селах они занимались пастьбой скота; заготовкой дров, сена и другими домашними работами.
   Брать пастухами казахов было выгодно, так как казахи из внешних округов обычно не отбивали скот у соплеменников. Кроме того, казахи были умелыми пастухами, скот у них терялся меньше и реже травил посевы и сено. К тому же крестьянам это позволяло, не отрываясь от земледелия, увеличивать поголовье скота, тем более что в середине XIX в. многие пастухи-казахи уже родились в этих деревнях. Вообще, они способствовали росту зажиточных хозяйств как на юге Томской губернии, так и в южных округах Тобольской губернии [31].
   А.А. Кауфман полагал, что конокрады в Ишимском округе имели правильную организацию, центры которой находились в Киргизской степи [32]. И он не ошибался. Одну из таких организаций в 70-е гг. возглавлял Тайшет Тлемисов. Он проживал в "10-верстной полосе" близ границ Тобольской губернии. 16-летним мальчиком он был отдан отцом в услужение курганскому купцу Меньшикову, у которого прожил почти 10 лет. За это время он успел выучить язык русских, узнать их быт, приобрести знакомства и торговые навыки. У Меньшикова Тлемисов торговал лошадьми, возил их с ярмарки на ярмарку. Постепенно он стал соблазняться свободно пасущимися чужими лошадьми, присоединять их к хозяйским и продавать в свою пользу. В 25 лет он отошел от купца и вернулся к отцу уже опытным конокрадом, собрал шайку и занялся воровством лошадей в русских селах. В 1872-1873 гг. грабеж был такой, что нельзя было утром выходить на работы и оставаться допоздна. Казахи нападали на крестьян: грабили и насиловали. А в 1876 г. Тлемисов обложил окрестных крестьян оброком. Масса следствий по его делу ни разу не дала прямых доказательств его виновности. По этапу уходили его сообщники, такие как Рысай Айтенев в 1881 г. Он был осужден на 8,5 лет каторги, а Тлемисов оставался неуязвимым. Он всегда успевал прятать краденое, запугивать свидетелей и пр. 15 лет он был "бастаном" - главой конокрадов. В 1886 г. его административно выслали в город Березов на 5 лет, так и не найдя никаких доказательств его виновности [33].
   Неспокойно было на юге Алтая в долине реки Бухтармы. В 60-е гг. рядом с поселениями "ясашных" (Фыкалка, Белая, Калинка), выросли новые русские переселенческие деревни: Черновая, Таловка, Медведевка и пр. В 1873 г. им официально отвели землю на тех местах, где традиционно перекочевывали из Китая в горные области Алтая киреевцы - китайские подданные и русские подданные - чингистайцы [34].
   8 августа 1879 г. из деревни Черновой киреевцы угнали 60 лошадей. Крестьяне, собрав 100 человек, отправились в погоню по свежим следам и по пути вернули 20 лошадей. Затем, прибыв в аулы казахов, потребовали вернуть остальных лошадей и получили отказ. Крестьяне, обнаружив враждебное к себе отношение, обратились за помощью к сибирскому казачьему войску. Хорунжий Осипов с полусотней казаков и добровольцами из крестьян разбил неорганизованную толпу киреевцев и отбил 1109 лошадей из их табуна, потеряв в схватке 5 строевых лошадей. Большая часть захваченных лошадей была возвращена, после удовлетворения крестьян, депутации каявшихся казахов. Последние объяснили, что причина их поведения происходит "от незнакомства с русскими и их обращением" [35].
   В 1893 г. перекочевку чингистайцев по Верхне-Бухтарминской волости можно было сравнить с нашествием Батыя: "…потравили у них (крестьян) хлеб, выкрали множество лошадей и рогатого скота, местных же сельских властей с понятыми, явившихся для оценки потрав и взыскания денег с виновных, избив, намеривались утопить, но были от этого избавлены нарочно отряженными людьми около 50 человек", - так докладывал о событии чиновник по крестьянским делам 3-го участка Бийского округа [36].
   В 1880 г. отменили ремонтную пошлину [37] и легализовали пребывание казахов в Алтайском округе. Они должны были платить по 3 рубля за кибитку и ограничиться пребыванием в Кулундинской степи, в районе озера Топольного, а также территорией вдоль западной границы округа [38].
   Трудолюбие, дешевизна рабочих рук, непритязательность быта казахов заинтересовали горно-рудничное управление Алтая. Еще в 1876 г. в Бийском округе казахи работали на Таловском и Риддерском рудниках - 31 человек и при Колывановской шлифовальной фабрике - 16 человек. Они использовались на подсобной работе и при уборке сена. Летом они проживали в юртах на заводских землях, а в зимнее время в селе Колыванском в специально построенных для них домах [39]. Так, продолжая вести полуоседлый образ жизни, казахи попали в сезонный ритм алтайского горного производства. В 1880 г. жители села Колыванского изгнали их из села, ссылаясь на то, что они и на работу-то нанимаются, только чтобы красть скот да кочевать на казенных землях. При этом сами крестьяне ограбили их при выселении: взяли деньги, скот, одежду, продукты на 395 рублей 65 копеек. В результате фабрика понесла убытки на сумму 112 рублей 5 копеек - задатки рабочим-казахам и издержки, так как русские рабочие обошлись дороже. В 1881 г. Горная контора вновь наняла для работы на фабрике 44 казаха с юртами и со скотом. Все это им было необходимо для жизни и пропитания, так как жители села Колыванского и краюшки хлеба им продавать не хотели [40]. В 1893 г. на Риддерский и Сокольный рудники были приняты артелью 15 казахов, группа которых впоследствии увеличилась до 30 человек.
   В 1894 г. под предлогом болезни на скот, занесенной казахами, сельское общество отказало им в квартирах и вынудило покинуть Риддер. Эта мера риддерских мастеровых не коснулась тех казахов, которые работали у них в хозяйствах. И рудничному управлению пришлось отстаивать право нанимать казахов и доказывать, что этим оно защищает интересы Кабинета [41]. Точно так же под предлогом борьбы с конокрадством мастеровые Зырянского рудника постарались выселить казахов, нанятых на рудник в 1897 г. Однако это не останавливало казахов. В 1904 г. на 17 алтайских приисках работало 34,8 % мусульман [42].
   Казахи также работали на ломке соли. Еще в 1860-1680-х гг. старший смотритель соляных озер жаловался, что они своими табунами производят потраву сенокосов, наносят вред молодой поросли в борах, затаптывают родники и уничтожают садку соли и требовал их немедленного выселения. В 1916 г. начальник Алтайского округа вынужден был ходатайствовать перед Томским губернатором об отсрочке от мобилизации на полгода 143 казахам, призывного возраста, занятым в ломке соли. И они ее получили [43], а 42 казахам, постоянным ломщикам, дали отсрочку на год [44].
   В конце XIX в. на свободных землях Кабинета, то есть в степях Барнаульского, Змеиногорского и Бийского уездов кочевали 1 440 кибиток казахов (7 511 человек) и 1 010 человек проживали оседло в крестьянских селениях в качестве работников. По подсчетам С.П. Швецова, уже 25% оседлых казахов занимались земледелием, в основном в Кулундинской и Карасукской степях, где им было дозволено кочевание.
   Казахи-скотоводы имели свои постоянные зимовки и сенокосы [45]. В конце XIX в. ужесточились условия аренды. Она стала обязательной, повсеместной и дорогой, даже в местах их постоянного кочевания: в Ремовской, Соляной, Узкой и Бельагачской степях [46]. По словам чулымского лесничего, крестьяне деревни Михайло-Архангельской Ярковской волости Барнаульского уезда в 1901 г. жаловались на казахов и сгоняли их с арендованных земель исключительно потому, что сами хотели сдавать им эти угодья [47]. Казахи подавали прошение на отведение им земли в местах их оседлого скотоводства. Так в 1912 г. казахи, жившие почти 20 лет по реке Чарышу в деревне Алексеевке Змеиногорского округа (41 семья), просили наделить их землей, боясь потерять возможность аренды при наплыве переселенцев. Им было отказано [48].
   В начале XX в. с усилением русской крестьянской колонизации, положение кочевых казахов в степях Томской губернии ухудшилось. В 1906 г. заботы о переселенцах взяло на себя Главное управление землеустройства и земледелия. С 1907 г. по 1911 г. в Алтайском округе было образовано 1 373 новых переселенческих участков и 1 272 хутора, на коих устроено было 429 тыс. переселенцев [49]. Места обитания казахов в Бельагачской, Ремовской и Соляной степях, урочища Кособулат, Чамам-бай, Джалбы и пр. сдавали в аренду крестьянам-переселенцам и овцеводам с Кавказа. Поскольку прав на эти земли у них не было, а от наделения землей на общих основаниях они отказались, то им остались лишь высокогорные долины Алтая, не пригодные для земледелия и остатки земли после крестьянского землеустройства [50]. Вытеснение кочевников с земель привело к их массовому оседанию и активному внедрению во все экономические сферы региона.
   Наиболее точную картину тесноты отношений казахов и крестьян вскрыла попытка тотального выселения казахов в 1894-1895 гг. Оказалось, что Курман Коченов учится в Николаевском училище, и желает окончить курс, Корол Десебинов уже 8 лет занят мануфактурной торговлей и собирается приписаться в барнаульские мещане, Байгучак Туримисов и другие наняты по контрактам на строительстве Западно-Сибирской железной дороги. У многих из них имелись обширные хозяйства, семьи, были заключены обязательства. Крестьяне Барнаульского, Бийского, Змеиногорского, Каинского округов непрерывной чередой подавали прошения об оставлении в их деревнях "полезных киргиз" и свидетельствовали об их благонадежности [51].
   Благонадежность их была относительной. Оседлое казахское население и на рубеже XIX-XX веков продолжало красть скот. Например, в деревни Снегиревка казахи-ремесленники занимались выделкой кож и производством из них конской сбруи, упряжи, сел. Дешевизна этих изделий объяснялась тем, что сырьем служили шкуры ворованного скота [52]. Особенно большие размеры приняло скотокрадство в Змеиногорском округе. С января 1895 г. по ноябрь 1897 г. казахи совершили 896 зарегистрированных кражи скота на сумму 84 985 рублей 67 копеек, а все прочее население совершило 733 разных краж. Обычными преступлениями крестьян были угрозы, побои, оскорбления и неповиновения властям [53]. В Тобольской губернии казахов было намного меньше, чем в Томской, и почти все они осели в начале XX в., но в 1905-1907 гг. в Ишимском и Тюкалинском округах количество украденных лошадей ежегодно переваливало за 1 000 штук, в 4-5 раз превышая показатели в других округах губернии [54].
   Вытесненные из пограничных степей кочевники проникали во внутренние районы Алтая. В 1910 г. они появились в Пристанской волости Бийского округа. По описаниям очевидцев, это выглядело так: "Являются большими партиями в каждую деревню, селение и заявляют на обществах сельским старостам и общественникам о сдаче под штраф к себе поголовно лошадей на условную сумму, а если какое-либо селение не соглашается платить киргизам денежную дань, то таковые киргизы угрожают этому селению лишить некоторой части лошадей, и таковая кража лошадей происходила неоднократно" [55].
   На линии крепостей и на юге Алтая оставалось еще в начале XX в. много кочевых и полуоседлых казахов. Они крайне враждебно отнеслись к призыву в 1916 г. на военные работы в тылу, очевидно не ощущая себя верноподданными империи. Если в Омском округе призыв прошел спокойно, то в других округах Акмолинской области почти сразу начались беспорядки: поджоги, нападения на русские деревни, убийства, сопротивление властям. И хотя к февралю 1917 г. призыв казахов в основном был закончен, для этого потребовалось уничтожить 130 зимовок, 70 человек убить, 75 - отдать под суд [56].
   В итоге необходимо отметить, что в XIX в. шел процесс проникновения и оседания казахов в южной степной полосе Западной Сибири. Враждебные отношения кочевников и оседлого населения постепенно перетекали в разные формы взаимодействия, и даже конкуренции. Крестьянское переселение на рубеже XIX-XX веков привело казахов к массовому оседанию и аккультурации. И хотя в пограничных округах еще долго сохранялось конокрадство, казахский этнос сумел приспособиться к началу XX в. и стать неотъемлемой частью хозяйственной жизни южной Сибири.

назад дальше



  [1] ГАОО. Ф. 3. Оп. 10. 16474а. Л. 1-34.
  [2] Усов Ф. Статистическое описание Сибирского казачьего войска. СПб., 1879. С. 20-21.
  [3] ГАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 111. Л. 1-5.
  [4] ГАТО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 1112. Л. 700-750.
  [5] Усов Ф. Указ. соч. С. 86.
  [6] Памятная книжка Семипалатинской губернии на 1902 г. Семипалатинск, 1903. С. 13.
  [7] ГАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 1112. Том II. Л. 353-378.
  [8] Катанаев А. Прииртышские казаки и казахи в их домашней и хозяйственной обстановке. Омск, 1893. С. 22.
  [9] Потанин Г.Н. Казаки // Живописная Россия. Том XXI. СПб., 1884. С. 107 - 116.
  [10] Гребенщиков Г.Д. Река Уба и Убинские люди // Алтайский сборник. Барнаул, 1912. Том XXI. С. 1-80.
  [11] ЦХАФ АК. Ф. 4. Оп. 1. Д. 2682. Л. 57-58.
  [12] . ГАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 869. Л. 1-2; Д. 1567. Л. 1-13.
  [13] ТФ ГАТО. Ф. 329. Оп. 5. Д. 47. Л. 4; Д. 51. Л. 1; Д. 58. Л. 1.
  [14] ГАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 1995. Л. 58.
  [15] Шашков С.С. Собрание сочинений. СПб.: Тип. Попова, 1898. Том II. Рабство в Сибири. С. 546.
  [16] ГАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 557. Л. 1.
  [17] Там же. Ф. Оп. 1. Д. 1961. Л. 5-13, 443-625.
  [18] Там же. Ф. 2. Оп. 1. Д. 42. Л. 1-3.
  [19] ГАТО. Ф. 3. Оп. 19. Д. 134. Л. 8-338.
  [20] Там же. Оп. 18. Д. 123. Л. 196-198.
  [21] ГАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 1112. Л. 164.
  [22] ГАТО. Ф. 3. Оп. 18. Д. 123. Л. 96-101.
  [23] ГАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 1112. Л. 1-8.
  [24] Там же. Л. 40 - 41, 162 - 163.
  [25] ГАТО. Ф. 3. Оп. 18. Д. 123. Л. 108.
  [26] ГАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 1112. Том II. Л. 449-450.
  [27] Там же. Л. 161; ГАТО. Ф. 3. Оп. 18. Д. 123. Л. 108.
  [28] ГАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 13.195. Л. 125-128.
  [29] ЦХАФ АК. Ф. 3. Оп. 1. Д. 545. Л. 12-13.
  [30] Там же. Д. 852. Л. 18.
  [31] ГАТО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 2432. Л. 25-29. ГАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 13195. Л. 5-62.
  [32] Кауфман А.А. Материалы для изучения экономического быта крестьян и инородцев Западной Сибири. Тобольская губерния. Ишимский округ. СПб. 1884. Вып. V.
  [33] ГАОО. Ф. 3. Оп. 10. Д. 16266. Л. 107-110.
  [34] ЦХАФ АК. Ф. 2. Оп. 1. Д. 9378. Л. 9, 102-103.
  [35] Там же. Д. 9523. Л. 2-6.
  [36] ГАТО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 919. Л. 35-47.
  [37] ГАОО. Ф. 3. Оп. 10. Д. 16474а. Л. 34.
  [38] ЦХАФ АК. Ф. 3. Оп. 1. Д. 516. Л. 256 - 337; ГАТО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 919. Л. 173-178.
  [39] ЦХАФ АК. Ф. 2. Оп. 1. Д. 9474. Л. 1-19.
  [40] Там же. Д. 9517. Л. 27-248.
  [41] ГАТО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 2432. Л. 30-48; Оп. 4. Д. 919. Л. 235-236.
  [42] Там же. Ф. 2. Оп. 1. Д. 130. Л. 11.
  [43] ЦХАФ АК. Ф. 3. Оп. 1. Д. 51828. Л. 340.
  [44] Там же. Ф. 4. Оп. 1. Д. 2176. Л. 54-76.
  [45] Там же. Д. 12. Л. 74-119.
  [46] Там же. Д. 2232. Л. 19-59.
  [47] Там же. Д. 12. Л. 175-181.
  [48] Там же. Д. 3110. Л. 56-70.
  [49] Азиатская Россия. СПб., 1914. С. 42-418.
  [50] ЦХАФАК. Ф. 4. Оп. 1. Д. 2232. Л. 62-66; Д. 2682. Л. 57-58. Ф. 3. Оп. 1. Д. 808. Л. 4-32.
  [51] ГАТО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 919. Л. 53-100.
  [52] Там же. Л. 214.
  [53] Там же. Л. 269-264.
  [54] ТФ ГАТО. Ф. 152. Оп. 23. Д. 234. Л. 10-32.
  [55] ГАТО. Ф. 3. Оп. 44. Д. 4041. Л. 2-13.
  [56] ГАРФ. Ф. 102. ДП-4. Оп. 125. Д. 444. 130. ч. 9. Л. 31-96; Д. 322. 108. ч. 1. Л. 4-29.