Новости

   Источники

   Исследования

   О проекте

   Ссылки

   @ Почта

• Конференция
  
  "Сословные и социокультурные трансформации населения Азиатской России (XVII - начало XX века)".
  
  Тезисы выступлений.
  
  Новосибирский Академгородок,
  25-26 августа 2014 года.

  Рассмотрение освоенческих процессов на юге Западной Сибири невозможно без реконструкции складывавшейся административной доктрины. Для приказчиков острогов (Белоярского и Бикатунского) как низовых звеньев системы управления Верхним Приобьем особую значимость представляли "наказные памяти". Через эти документы возможна экспликация прото-доктрины, формировавшейся у кузнецких властей. "Наказная память" - термин фактически образованный из слияния "наказа" и "памяти". Одним из первых применительно к Верхнему Обь-ИРтышью (Алтаю) его употребил С.Ю. Исупов и такое синтетическое терминообразование можно признать удачным, поскольку соответствующие документы, под которыми ставили свои подписи приказчики, соединяли в себе характеристики обоих видов актов. "Наказы" как особый тип юридических документов выдавался воеводам, а затем и земским комиссарам в качестве инструментария легитимации их административного статуса. "Памяти" предназначались служилым людям для конкретизации целей их деятельности в том или ином районе Верхнего Приобья. Причем, если памяти, как правило, имели незначительный объем и поясняли, прежде всего, определенную административную задачу, то наказы подробнейшим образом именно конкретизировали функциональный статус органа управления.
  Наказные памяти представляли собой особый вид подзаконных нормативных актов, составленный кузнецким воеводой с максимальным учетом специфики административно-хозяйственного и военно-политического положения крепости. В структуре наказных памятей рационально выделить 4 смысловых блока. Порядок расположения элементов внутри самой памяти представляется своеобразным. Очевидно, утвердившись единожды, он затем не претерпевал кардинальных изменений, а трансформировалось лишь внутреннее устройство каждой части.
  Базовым сегментом наказной памяти являлось перечисление воинского оснащения острога, причем в случае его немногочисленности упоминанию подлежали абсолютно все элементы: "две пушки болших железных ядер … железных полутуру пуду, три пушки малыя железных ядер[,] пороху пушечного пять пуд[,] ручного пуд пятнаднать оутов".
  Затем следовала характеристика сферы компетенции приказчика, а на одну из ключевых ролей выдвигалось поддержание общественного порядка внутри крепости. Это выглядело бы вполне рациональным и обоснованным при отсутствии перманентного фактора внешней угрозы, однако в Верхнем Приобье в первой половине XVIII в. была совершенно иная ситуация. Прямое подтверждение этому кроется в четком описании действий по поддержанию безопасности крепости: "А военный снаряд, пушки, порох и свинец блюсти опасно, чтоб против неприятеля всегда быть в готовности также и у служилых людей во все дни руже, порох и пули патронных сумках осматривать чтоб руже было чисто … остры и напрасно не стреляли и от неприятеля имели великое опасение".
  В завершении наказной памяти указывалось на применение возможных санкций к приказчикам. Любопытно, что, как правило, в документе свое отражение находил широкий перечень возможных правонарушений и преступлений управленцев: неисполнение или нарушение вышестоящих указов, осуществление торговых операций лично приказчиками, отправка поднадзорного населения в ясачные волости для торговли, причинение ущерба или покупка служилых людей. Вместе с тем, элементы административной доктрины, представленные в наказных памятях, не стоит абсолютизировать. Формулировка "против Государева указу" вовсе не означала, что любые действия соответствующих органов управления, выходившие за рамки наказной памяти, считались преступными. Самым потенциально тяжелым правонарушением приказчика считалась сдача крепости. Только в этом случае в памяти говорилось о казни соответствующего управленца и конфискации его имущества: "крепость воинским людям калмыкомь отдаш и про то сыщетца и тебе за то от великаго государя учинены будеть смертная казнь, а имение твое движимое и недвижимое взято будет на великаго государя".
  Соответственно, на законодательном уровне выстраивалась четкая иерархия, своеобразная "программа" функционирования приказчиков, в которой дифференцировались различные направления их деятельности и ранжировалась степень значимости того или иного направления. Стремление к должному законодательному обеспечению управления выражалось в адаптации подзаконных актов под конкретные потребности администрирования. Для Бикатунской и Белоярской крепостей конкретизация и расширение наказной памяти были основаны на попытке предугадать и предусмотреть действия в экстраординарных ситуациях (случаи прямого контакта и даже открытого конфликта с джунгарами или телеутами).
  Начиная с середины 20-х гг. XVIII в. наблюдается планомерная, постепенная унификация наказных памятей. Усиление контроля региональными и кузнецкими властями за объективно активизировавшимся процессом освоения в Верхнем Приобье снимал с повестки дня острую потребность в индивидуализации наказных памятей и их адаптации к ситуации в самой крепости и вокруг нее. В результате одна из немногих сохранившихся поздних наказных памятей 1729 г. на первое место выводила уже делопроизводственные проблемы "принять … имеющиеся во оной крепости указы и дела и таможенную скаску", при этом практически ничего не говорилось про артиллерию, а боезапасы и боезаряды вообще не упоминались. Наказные памяти к этому времени сократились в своем объеме более чем в два раза и не стали превышать рамки и формат краткой должностной инструкции, имевшей крайне мало (за исключением формальной) общих черт с законодательством.