Новости

   Источники

   Исследования

   О проекте

   Ссылки

   @ Почта


Введение

Глава 1. Этнодемографическая ситуация в Западной Сибири в XIX - начале XX вв. и ее влияние на межэтническое разделение труда

   1.1. Этнодемографическая ситуация в Западной Сибири в XIX - начале XX вв.
   1.2. Межэтническое разделение труда в Западной Сибири по данным переписи 1897 г.

Глава 2. Процессы этнокультурного взаимодействия в ходе хозяйственного освоения Западной Сибири в XIX - начале XX вв.

   2.1. Тобольский Север и Нарымский край
   2.2. Центральные районы Западной Сибири
   2.3. Южные степные районы Западной Сибири
   2.4. Горный Алтай
   2.5. Сегрегационные группы (ограниченные в правах) и их интеграция в хозяйственную сферу региона

Заключение

Список источников и литературы

Приложения

Список сокращений

 

2.4. Горный Алтай

   Первые этнокультурные контакты в Горном Алтае в начале XIX в. с коренным населением завязались у казахов Бийской линии, которая существовала с 1744 г. и протянулась от Кузнецка до форпоста Шульбинского. В 1848 г. ее северную часть до Бийска упразднили, но и в 70-х гг. в южной части еще оставалось 20 селений казаков, впоследствии причисленных к крестьянам [1].
   Казаки по уставу 1808 г. могли въезжать в селения инородцев для торговли и промыслов, что они с удовольствием и делали. Кроме них появились также купцы и мещане, занимавшиеся пчеловодством. Например, в 1830 г. мещанин Ащеулов занял в устье реки Улалы более 7 десятин земли под пасеку, другой мещанин, Калинин - 2,5 десятины, барнаульские мещане Хабаров и Куприянов - по 8 десятин.
   Казаки и мещане вели торговлю с инородцами известными методами: снабжали вином и разным товаром в долг под промысел зверя. Там же на левобережье Катуни появились деревни заводских и государственных крестьян: Усть-Стебинское, Уймонское, Верхне-Уймонское, Абинское, Чечулиха и др. (всего 21). Крестьяне пахали, держали скот, занимались пчеловодством, охотой и пр., чем стеснили алтайцев в свободе скотоводства и промыслов [2]. Инородцы Кузнецкого округа Шуйской инородной управы, живущие в Алтайских горах при устье реки Коксы, ходатайствовали в губернское управление о защите. Они жаловались, что разного рода люди, въехавшие в калмыцкие стойбища, устроившие пчелиные заведения, "в прошлом 1830 г. не только отняли у них лучшую для пропитания скота степь, но даже допустили унижения и неслыханные между рода калмыцкого кражи и обманы, обиды и грабежи…" [3].
   В результате этих и других жалоб алтайцев в 1831 г. Главная чертежная Колывано-Воскресенских заводов утвердила приблизительную черту калмыцких стойбищ, в которые был запрещен въезд крестьянам и мещанам для занятия промыслами [4]. Также были ограничены права линейных казаков под угрозой давать увольнения в инородческие стойбища только порядочным казакам, обязав их арендовать у калмыков необходимые для промыслов угодья [5]. Но остановить проникновение русских в Горный Алтай было практически невозможно.
   Особенно после отмены крепостного права, когда в 1865 г. правительство разрешило добровольное переселение на Алтай. В 1884 г. здесь обосновались уже 100 тыс. переселенцев, причем 2/3 их причислились к старожильческим селам и только 1/3 образовала новые поселения [6]. В 1860-70-е гг. повсюду стали возникать заимки крестьян и разночинцев, прежде всего это были пасеки. Русские занимались также охотой и сбором кедрового ореха. В районе деревни Каргатской и Больше-Талдинской в 1871 г. было 59 заимок (2 из них телеутские). За 34 из них алтайцы получали арендные деньги, а 16 возникли самовольно [7].
   Промысловые угодья не были поделены между алтайцами, однако вторжение чужаков ими воспринималось враждебно. Для тубаларов, кумандинцев, челканцев и телесов доходы от промыслов были основными источниками оплаты податей. Кумандинцы и в начале XX в. обрабатывали по 2-3 десятины пашни, а ясак платили с орехового промысла [8]. Телесы тоже проживали оседло, держали скот и занимались промыслами [9]. Поэтому вторжение крестьян в их угодья не могло остаться незамеченным. К тому же крестьяне нередко нарушали правила добычи ореха, - начинали бить его раньше срока, срубали плодоносные ветки, могли срубить кедр. По подсчетам С.П. Швецова, "в черни" было до 40 скупщиков ореха, они же, как правило, скупали и пушнину. В основном это были русские торговцы, но были и представители коренного населения - родовичи (зайсаны, демичи и пр.) и телеуты (оседлые инородцы Бийского округа).
   Здесь, так же как и на севере, имел место кредит, но главным образом под орех. Пушнина во второй половине XIX в. только покупалась. Русские крестьяне прямо на промысле меняли орех на сухари, чай, свинец и пр. [10] В 1860-е гг. в калмыцких стойбищах появились переселенцы.
   В 1866 г. возникло такое село в устье реки Кокши. Крестьяне распахивали земли и рубили в борах лес. Тубалары пытались им помешать - отбирали сохи [11]. В 1884 г. черневые татары (тубалары) Комляжской, Кузенской, Южской инородных управ в своем прошении писали: "Лет двадцать тому назад русские народы начали населять черневые места по речкам, где наши предки кочуют: с начала установили пасеки, а затем заимки, платя в Алтайское горное правление аренды за одну десятину, а занимая десятки… устраивая здесь дома и разводя скот…". Они жаловались на стеснения в промыслах, поджоги леса, а также на то, что рыбные ловли в Телецком озере Горное правление сдало в аренду, и просили запретить русским промыслы в черневых лесах. Разумеется, они предпочитали сами сдавать угодья в аренду. Так, они продали в том же году право ловли на Телецком озере Абрамову за 30 рублей в год и даже разрешили поставить дом [12].
   В 1885 г. в черневом лесу по реке Лебеди было около 150 заимок, в основном пасеки и скотоводческие хозяйства. Заимочники были абсолютно никому не подконтрольны, объезжавшему их места чиновнику они даже не дали подвод [13].
   Первыми оседлыми инородцами в Горном Алтае были телеуты, образовавшие в Бийском округе Кокшинскую, Быстрянскую и Сарасинскую инородные управы. Телеуты Быстрянской управы в 1838 г. заселились в устье реки Бирюлы на левобережье Катуни с разрешения зайсана 1-й дючины. А в 1860-е гг. в их село Бирюлинское стали подселяться крестьяне, заводить пасеки и пр. уже без разрешения калмыков. Это не устроило кочевников, и они стали стеснять жителей поселка. Они подавали прошения о выселении крестьян под предлогом того, что им самим теперь осесть негде [14]. Крестьяне, русские и телеуты, жили между собой мирно.
   Однако в 1880-х гг. все прибывающие русские крестьяне серьезно потеснили телеутов в землепользовании. Так, оседлые инородцы в долинах реки Маймы и Катанды просили горное правление размежевать их с переселенцами [15]. Телеуты, так же как и крестьяне, продолжали переселяться весь XIX в., из Кузнецкого округа на Алтай. Заимки возникали в районе расселения кочевников-скотоводов алтай-кижи. Промысловики селились с разрешения калмыков и платили им аренду. С 1860-1870-х гг. стали возникать возле них крестьянские земледельческие поселения, которым разрешение давало горное правление. Кочевники активно противостояли таким поселкам: разрушали поскотину, топтали посевы, жгли заимки [16]. Однако если крестьяне и уходили с облюбованного места, то не из-за отношений с алтайцами, а по причине неурожая хлеба (сурового климата или неплодородных почв).
   Из заимки выросло село Ульгумень. В начале XIX в. там кочевало 13 кибиток калмыков. Они разрешили завести заимку купцу Хабарову, затем ей пользовался купец Поликарпов, а с 1885 г. туда с разрешения Горного правления поселились крестьяне Алтайской волости - 60 душ. Они стали пользоваться арыками и сенокосами алтайцев, завели пашни. Калмыки подали прошение о выселении. Прибывший межевщик Шахновский выяснил, что и те и другие имеют право на землю: калмыки как коренное население, а крестьяне как поселившиеся здесь с разрешения Горного правления, но без конкретного наделения участком. Он предложил сторонам полюбовно размежеваться, но алтайцы отказались. Тогда Шахновский просто отвел крестьянам надел [17].
   В поселке Топучем по его возникновению в 1880-х гг. у калмыков (10 хозяйств) и крестьян (15 хозяйств) проблем не было, но когда последние приняли еще 22 хозяйства переселенцев, алтайцы забеспокоились, потребовали с них арендные деньги за угодья и стали производить потравы [18].
   Так же примерно было и в других поселках: Онгудай, Абай, Белый Ануй и пр. [19] В 1878 г. Горное правление выделило для поселения крестьян 26 пунктов по Уймонскому и Чуйскому трактам, но не все они оказались пригодны для земледелия. В итоге 14 из них к 1898 г. были заселены, но далеко не во всех жили переселенцы. Главным образом они обосновались в миссионерских станах Абай, Черный Ануй, Онгудай, Тюдрала, Мыюта и пр. и в уже существующих, частично раскольничьих, селениях Юстик, Усть-Кан, Белый Ануй. В них число переселенцев даже превысило наброски администрации [20]. Эти заселения и вызвали жалобы со стороны алтайцев и поземельные споры с ними. Причем приемы расширения крестьянских пашен за счет калмыцких кочевий были гениально просты: приезжала группа людей с сохами, опахивала юрту, выкашивала сенокос, ломала ограду. Хозяину такой юрты оставалось только перенести ее на другое место, где спустя какое-то время повторялась та же история [21].
   С 30-х гг. XIX в. на Алтае действовала Алтайская духовная миссия. Она также занимала калмыцкие земли под миссионерские станы и монастыри. Так, в долине реки Чулышмана в 1864 г. на "пустолежащих землях" Кабинета отвели 3 000 десятин под постройку мужского монастыря. Чуйцы, на чьей земле он возник, в дальнейшем вынуждены были арендовать ее за 750 рублей в год [22].
   Миссия внесла свой вклад в аккультурацию аборигенов края. Она образовывала оседлые земледельческие поселения прямо среди кочевий калмыков, предлагая другой образ жизни. Первыми поселенцами миссионерских станов стали кузнецкие телеуты [23]. Кроме строительства церквей, монастырей, школ и прочей культурной деятельности, отцы миссионеры прививали земледелие, о чем писал в рапорте генерал-губернатору чиновник особых поручений Берестов в 1860 г.: "Миссионеры, проповедуя слово божие между кочевыми инородцами, преимущественно заботятся об оседлом водворении новообращенных, для сего более видных снабжают иногда деньгами для приобретения дома, скота и необходимых земледельческих орудий. Устроенный таким образом в своем хозяйстве инородец входит в отношения к миссионеру как сын к отцу…" [24]. Новообращенные настолько доверяли им, что приходили к ним решать все споры и разбирать все дела, что даже послужило поводом для конфликта миссии с земской полицией, которая привыкла наживаться на подобных мероприятиях. Земская полиция считала калмыцкие стойбища доходным местом, где за разбор дел можно было получить дары: скот, пушнину и пр.
   Миссионеры также заступались за земельные права алтайцев, особенно, если речь шла о раскольниках, нарушавших права новообращенных. Так, миссия хлопотала о выселении крестьян по реке Чопошу в 1870 г. [25] Крещеные алтайцы переходили к земледелию, оседали и получали защитника своих интересов, в отличие от кочевников. Число адептов миссии постоянно росло. В 1884 г. на Алтае было 19 станов (18 970 человек) в которых жили 24 % русских, 12,6 % оседлых инородцев и 63,3 % кочевых инородцев [26]. А в 1915 г. было уже 30 станов (699 005 человек) 56,4 % русских, 44,6 % оседлых инородцев и 2,5 % кочевых [27]. На рубеже XIX - XX вв. резко изменилось соотношение в пользу российских переселенцев и оседлых инородцев в станах миссии, выросло число самих станов и заметно уменьшилась в них доля кочевников.
   Кроме алтайцев, в станах миссии оседали казахи. В 1866 г. 468 душ обоего пола обосновались в Черном Ануе [28]. Казахи приняли православие и осели в двух селах: в уже упомянутом Черном Ануе и в Тюдрале. Крестьяне Ануйской волости и калмыки 2, 3, 4, 6-й дючин ходатайствовали об их выселении, потому что они самовольно занимали кочевья, покосы, угоняли лошадей, грабили ясачных инородцев. В 1867 г. у калмыка Косменка Микитенева казахи украли 320 беличьих шкур, собранных для сдачи ясака, а у его товарища - 44 рубля деньгами [29]. Только заступничество миссии спасло вороватую паству от выселения. В 1898 г. Черном Ануе было 74 русских хозяйства; 105 казахских и 6 калмыцких. В Тюдрале - 42 русских хозяйства, 26 казахских и 70 калмыцких. Везде было две общины: крестьянская и инородческая. Общественные повинности они несли отдельно, а общие вопросы решали на совместных сходах двух общин [30]. Часть крещеных казахов занималась извозом на Уймонском тракте - в поселке Келей была казахская ямская станция (9 хозяйств) [31]. Оседлые казахские хозяйства держали небольшие посевы и разводили много скота, особенно лошадей.
   Большая часть казахов-скотоводов, ведущих кочевой образ жизни, появилась в конце XIX в. в высокогорных долинах Алтая. Там кочевали теленгиты - инородцы 2-й Чуйской волости. С 1880-х гг. в Чуйской степи и долине реки Калгута обосновались китайские подданные казахи рода Сарагалдак. С 1887 г. чуйцы разрешили им кочевать за плату 350 рублей в год [32]. В 1893 г. в Чуйской долине появились чингистайские казахи Семипалатинской области. Они время от времени кочевали в долине реки Бухтармы и вершинах гор Чабан-бай, а время от времени уходили в Китай. Из их последней откочевки на Кобдо от 600 кибиток вернулись чуть больше 100 (1882 г.) [33]. На месте их прежних кочевий стало тесно от крестьянских поселков, и они в 1893 г., арендовав у Зырянского лесничего земли на правом берегу Бухтармы, вторглись в Чуйскую степь. 100 кибиток Тохтамыса Муовова нанесли ущерб теленгитам [34]. Последние жаловались, что казахи заняли самые лучшие места, устроили аулы на их сенокосах, вырубали леса и вообще чинили "самоуправства и насилия [35]. Пострадали также торговцы Кош-Агача, торговые караваны которых казахи грабили [36]. Сарагалдаки приняли российское подданство в 1900 г. и прекратили платить теленгитам аренду. Они стали арендовать земли у Кабинета. Выселить их из высокогорий Алтая было невозможно, да и некуда, так как из степей их вытеснила крестьянская колонизация.
   Казахи неоднократно подавали прошения о наделении их землей на месте их теперешнего кочевания. И в 1909 г. правительство нашло возможным закрепить за ними на условиях аренды 60 тыс. десятин земли на плоскогорье Укок, в долинах рек Ясатора, Ак-Алаха, Чаган-Бургазы и Тархаты. Арендаторами они были плохими, и уже к 1909 г. судебных дел на них накопилось на сумму 5 тыс. рублей [37]. По подсчетам Онгудайского лесничего в 1912 г. по Ясатору и Ак-Алаху кочевало 125 кибиток чингистайцев, по Калгуту 44 кибитки сарагалдаков. В Чуйской степи обосновалось 203 кибитки сарагалдаков и 74 кибитки чингистайцев, хотя там официально им поселение не разрешалось [38]. Там же кочевали китайские подданные казахи, сойонцы и тюрбетцы.
   В торговом поселении Кош-Агач жило до 30 семей русских. Торговцы нередко получали оплату живым скотом и вынуждены были тоже заниматься скотоводством. Если раньше они платили аренду теленгитам, то с 1912 г. Кабинету, за которым эти земли оставили. Землевладение в Чуйской степи выглядело, по меньшей мере, странным. На одном и том же месте мог быть русский сенокос, казахская зимовка и летний выпас теленгита. Постепенно казахи и теленгиты разместились на 380 тыс. десятин каменистой поверхности. Чингистайцы устроились лучше других, сказался опыт общения с казаками, - построили деревянные зимовки, запасали на зиму сено, а летом нанимались в работники к бухтарминским крестьянам [39].
   Обезземеливание кочевых алтайцев переселенцами из России и казахами беспокоило коренных жителей, не желавших менять свой образ жизни. Они подавали прошение в Санкт-Петербург и в Главное управление Алтайского округа. Но в 1903 г. чиновник по судебным делам предложил прекратить все начатые иски о восстановлении нарушенного владения в калмыцких стойбищах [40]. В результате землеустройства в 1901-1913 гг. 2/3 их земель отошли Кабинету, Духовной миссии и крестьянам [41]. По мнению путешественника Белинского, именно обезземеливание и бесправие кочевников привело их к бурханизму - антирусскому религиозному течению. Результатом, которого стали беспорядки в мае - июне 1904 г. в вершине реки Чарыша, где располагался религиозный центр бурханистов [42].
   В 1906 г. дело Чета Челпанова идеолога бурханизма, разбиралось в суде, но политической подоплеки в нем так и не нашли. Характерно, что чиновники так и не увидели в нем ничего политического. Однако миссионеры остались при обратном мнении, так как центральное место в учении занимало пришествие Ойрот-хана и возрождение независимости Алтая. Безусловно, появление данного религиозного учения не случайно и связано с самоидентификацией этноса, который в период своего формирования столкнулся с потерей прав на свои территории. Советский исследователь бурханизма А.Г. Данилин характеризует его как национально-освободительное движение алтайцев, в число социально-экономических причин которого входило бесправие и обезземеливание кочевников. [43]
   Непременный член Томского губернского управления по крестьянским делам Г. Дуров в результате ревизии Алтайских округов нашел выводы Белинского неверными и преувеличенными, а к реальным проблемам отнес неурегулированность отношений алтайцев с казахами и крестьянами в вопросах управления и землепользования, т.е. необходимость межевания [44].
   Землеустройство на Алтае, как и везде, вызвало беспорядки и волнения как среди калмыков, так и среди крестьян-старожилов [45], но практически не затронуло кочевых казахов. Зато алтайское коренное население спокойно отнеслось к мобилизации инородцев на военные работы в тылу в 1916 г., а вот среди кочевых казахов этот указ не нашел понимания. Быстро распространились слухи, что это выдумка местных чиновников, чтобы повести их на убой. Китайские подданные и чингистайцы бежали за границу и вынудили к этому теленгитов, угнав весь их скот 1080 голов (на 40 тыс. рублей). Кочевники исчезли настолько стремительно, что успели захватить только колпаки от юрт, а юрты с вещами бросили. За ними в погоню и были отправлены казаки. Теленгиты вернулись сами, из чингистайцев - только 88 юрт, а 94 юрты остались в Монголии вместе с киреевцами. Возвращение их было красивым: "Ехали они, держа в руках белые флаги и, кроме того, ведя в поводу белую неоседланную лошадь в знак покорности белому царю". 9 теленгитов и 10 казахов как зачинщиков заключили в тюрьму, остальные были прощены. Теленгиты приняли крещение [46].
   Итак, в исследуемый период коренное население Горного Алтая переживало стремительную аккультурацию. Большинство населения, оседая, вынуждено было приспосабливаться к соседству крестьян, переселяющихся из Европейской России. Легче это восприняли северные алтайцы и телеуты, уже знакомые с земледелием. Наиболее враждебно отнеслись к сокращению своих пастбищ скотоводы алтай-кижи и теленгиты. Большинство их сохранило прежний образ жизни только в высокогорьях Алтая, где их также потеснили кочевые казахи. Протест алтайцев вылился в конфессиональную форму. Кочевые казахи выражали свое несогласие с мерами правительства вооруженным сопротивлением и побегом за границу.

назад дальше



  [1] Усов Ф. Статистическое описание Сибирского казачьего войска. СПб. 1879. С. 6-21.
  [2] ГАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 959. Том II. Л. 604-640.
  [3] ГАТО. Ф. 3. Оп. 19. Д. 64. Л. 193; 226-231.
  [4] Швецов С.П. Горный Алтай и его население. Барнаул, 1900. Вып. 1. С. 131.
  [5] ГАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 1483. Л. 320-325.
  [6] Азиатская Россия. СПб., 1914. Том I. С. 413.
  [7] ЦХАФ АК. Ф. 3. Оп. 1. Д. 545. Л. 188.
  [8] Богатырев Н. Об ореховом и зверовом промыслах кумандинских инородцев Бийского уезда // Алтайский сборник. Барнаул, 1908. С. 1-31.
  [9] РГИА. Ф. 468. Оп. 27. Д. 1481. Л. 2-6.
  [10] Швецов С.П. Горный Алтай и его население. Неземледельческие промыслы. Барнаул, 1903. С. 16-119.
  [11] ЦХАФ АК. Ф. 4. Оп. 1. Д. 2232. Л. 19.
  [12] ЦХАФ АК. Ф. 3. Оп. 1. Д. 572. Л. 6-8.
  [13] Там же. Д. 500. Л. 230.
  [14] ГАОО. Ф. 3. Оп. 5. Д. 7247. Л. 33-60.
  [15] ЦХАФ АК. Ф. 3. Оп. 1. Д. 660. Л. 136-333.
  [16] Там же. Ф. 4. Оп. 1. Д. 2457. Л. 1-74.
  [17] ЦХА ФАК. Ф. 3. Оп. 1. Д. 518. Л. 25-99.
  [18] ГАТО. Ф. 3. Оп. 45. Д. 505. Л. 7-13.
  [19] ЦХАФ АК. Ф. 3. Оп. 1. Д. 521. Л. 44; Д. 514. Л. 1-37; ГАТО. Ф. 3. Оп. 45. Д. 19. Л. 3-4; 25, 36-63; Д. 82. Л. 1.
  [20] ЦХАФ АК. Ф. 3. Оп. 1. Д. 514. Л. 55; Ф. 4. Оп. 1. Д. 2457. Л. 1-74.
  [21] ЦХАФ АК. Ф. 4. Оп. 1. Д. 2457. Л. 56.
  [22] РГИА. Ф. 468. Оп. 27. Д. 1481. Л. 2-10.
  [23] Томские Епархиальные ведомости. Томск. 1885. № 5. С. 1-9; № 9. С. 1-21.
  [24] ГАОО. Ф. 3. Оп. 3. Д. 4456. Л. 36-47.
  [25] Там же. Оп. 4. Д. 7247. Л. 71-77.
  [26] Томские Епархиальные ведомости. Томск. 1885. № 11. С. 1-17.
  [27] ГАТО. Ф. 184. Оп. 1. Д. 28. Л. 2-4.
  [28] ЦХАФ АК Ф. 2. Оп. 1. Д. 9246. Л. 10.
  [29] ГАТО. Ф. 3. Оп. 19. Д. 680. Л. 7-41.
  [30] ЦХАФ АК. Ф. 4. Оп. 1. Д. 2457. Л. 54, 61.
  [31] Там же. Л. 55.
  [32] Там же. Д. 2682. Л. 44.
  [33] ЦХАФ АК. Ф. 2. Оп. 1. Д. 9564. Л. 2.
  [34] ГАТО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 2432. Л. 15.
  [35] ЦХАФ АК. Ф. 4. Оп. 1. Д. 2336. Л. 19.
  [36] Там же. Д. 2682. Л. 1 - 33.
  [37] Там же. Л. 57-60.
  [38] Там же. Д. 2770. Л. 76.
  [39] РГИА. Ф. 468. Оп. 27. Д. 1481. Л. 10-27.
  [40] ЦХАФ АК. Ф. 4. Оп. 1. Д. 2337. Л. 93-105.
  [41] Кыдыева В.О. Поземельные отношения в Горном Алтае (в конце XIX - начале XX веков): Автореф. дисс. канд. ист. наук. М., 1997. С. 12.
  [42] ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 93. Л. 2-5.
  [43] Данилин А.Г. Бурханизм. Горно-Алтайск: Ак-чечек, 1993. С. 36-58.
  [44] ГАРФ. Ф. 102. ДП 4. Оп. 117. Д. 661. 77. Ч. 8. Л. 11; Ч. 9. Л. 2-4.
  [45] Там же. Оп. 121. Д. 130. 77. Ч. 1. Л. 1-51.
  [46] ЦХАФ АК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 157. Л. 3-5.