Новости

   Источники

   Исследования

   О проекте

   Ссылки

   @ Почта

• Личность в истории Сибири XVIII-XX веков.

 Предисловие
 Резун Д.Я.
А.И. Лосев как историк городов
 Комлева Е.В.
П.Ф. Ларионов: история "обыкновенного" купца
 Дамешек Л.М.
М.М. Сперанский в Иркутске
 Матханова Н.П.
С.Б. Броневский как мемуарист и любитель музыки
 Туманик Е.Н.
П.М. Муравьева: жена декабриста
 Ремнев А.В.
М.Н. Катков в поисках "сибирского сепаратизма"
 Ивонин А.Р.
Сибирские предприниматели дореформенного периода
 Мамсик Т.С.
Купеческая семья Тюфиных
 Зиновьев В.П.
Мариинские купцы Савельевы
 Ламин В.А., Ноздрин Г.А.
Сибирский купец М.К. Сидоров
 Воробцова Л.Н.
Барнаульский купец Е.В. Ельдештейн
 Толочко А.П.
А.Н. Букейханов в Омске
 Ноздрин Г.А.
В.В. Куйбышев в Каинске
 Макарчук С.В.
Г.Н. Мельничанский в Сибири
 Кириллов А.К.
М.И. Боголепов и идея планирования
 Шиловский М.В.
Литературный псевдоним Irridens. И.Г. Гольдберг
 Бочанова Г.А.
Г.М. Будагов
 Ус Л.Б.
В.А. Обручев в Томске
 Скубневский В.А.
Проблемы истории Сибири в книге Г. Гребенщикова
 Чедурова Е.М.
Теоретик кооперации М.И. Туган-Барановский
 Баяндин В.И.
Городские головы Новониколаевска
 Звягин С.П.
Деятельность М.П. Головачева в 1918-1922 гг.
 Исаев В.И.
Жизнь и смерть инженера П.М. Жаркова
 Тимошенко А.И.
Н.Я. Новомбергский у истоков планирования
 Зольникова Н.Д.
Судьбы сибирских староверов
 Красильников С.А.
"Репрессивный вектор" науки
 Модоров Н.С.
Л.П. Потапов - исследователь народов Сибири
 Сокращения

   Семен Богданович Броневский (1786-1858) много лет (с 1808 до 1837) прослужил в Сибири, занимал высокие посты (атаман Сибирского линейного казачьего войска, первый начальник Омской области, начальник штаба Отдельного Сибирского корпуса, генерал-губернатор Восточной Сибири) и немало сделал в сфере гражданского и военного управления. Его административная деятельность не раз становилась предметом внимания историков [1]. В печати не раз указывалось на существование интереснейших обширных записок Броневского, отрывки из них публиковались в "Историческом вестнике" [2] и - в пересказе с обильным цитированием - в статье Н. Н. Козьмина. Большие фрагменты сибирской части записок (л. 250-310, 332-337) опубликованы А. В. Ремневым с обстоятельным реальным комментарием [3].
   Эти мемуары, названные автором "Заметки из моей жизни, собственноручно мною записываемые на память многочисленному семейству" [4], представляют собой подробную автобиографию, явно предназначавшуюся для печати. Рукопись (писарская копия с авторской правкой, последние страницы - автограф) готовилась к публикации, возможно, старшим сыном С. Б. Броневского. Содержание записок позволяет установить время работы над ними - с 1837 до 1847 г., так как в них неоднократно говорится об отставке и отъезде из Сибири, а на последних страницах - о четырехлетней работе сенаторской ревизии И. Н. Толстого в Восточной Сибири. В соответствии с традициями мемуаристики, автор начинает с рассказа о ближайших предках и родственниках, затем переходит к повествованию о себе, своей учебе, службе и личной жизни. Немало страниц отведено Сибири, ее природе, жителям, проблемам. Одна из освещаемых в мемуарах тем - культурная, прежде всего музыкальная жизнь Сибири и деятельность самого автора по ее организации. Как верно замечено Козьминым, последние страницы записок со всей очевидностью свидетельствуют о расстройстве психического здоровья автора. Ему всюду мерещатся враги-либералы, заговоры, покушения на его жизнь. В то же время в них много глубоких рассуждений и достоверных сведений.
   Общая характеристика записок, их содержания, а также самого Броневского содержится в статье Н. Н. Козьмина. Он справедливо отмечает "громадный опыт и наблюдательный ум" автора, видит "много свидетельств сердечности, немало метких характеристик и тонких наблюдений" [5]. В то же время Козьмин выделяет в мемуарах главным образом те места, которые позволяют ему подтвердить свое негативное мнение о сибирском обществе и сибирских администраторах описываемого периода. Он очевидно пристрастен и во многом несправедлив. Так, утверждается, что "Броневский не сумел войти в круговорот местной общественной жизни как деятельный элемент. Он остался чужим ей" [6]. В то же время цитируются слова Семена Богдановича о том, что он "сжился, сроднился с Сибирью", приводятся его восхищенные отзывы о сибирской природе и сибирском обществе" [7].
   Записки Броневского - это прежде всего записки военного. В них характеризуются образ жизни казаков, состояние воинских частей, произведенных преобразований и происшедших перемен. Автор подробно говорит о своих успехах и неудачах, особенно в деле устройства Сибирского казачьего войска и Отдельного Сибирского корпуса. При этом его интересы отнюдь не сводятся к учению "фронту", хотя и это было важной и необходимой частью жизни армии. К своим достижениям он с полным правом относит организацию войскового училища (будущего Сибирского кадетского корпуса), полковых и эскадронных школ, преподавание в которых Броневский устроил по ланкастерскому методу взаимного обучения, и которые вызвали приятное удивление у М. М. Сперанского (л. 247-247 об., 267 об.). С гордостью отмечает он и успехи в организации хозяйства казаков, улучшении их военной и строевой подготовки, в создании управления внешними округами, расположенными в казахской степи. Обстоятельно описаны 4 экспедиции в степь, военные и дипломатические достижения [8]. Содействие развитию сельского хозяйства казаков и сотрудничество с Московским обществом сельского хозяйства привело к публикации в его изданиях нескольких статей Броневского [9], а затем и принятию его в члены этого известного общества, о чем он не преминул указать в своих мемуарах (л.263), явно относя и этот факт к числу своих успехов.
   Записки содержат описания некоторых сибирских городов - Тюмени, Тобольска, Омска, Томска, Красноярска, Иркутска и др., характеристики отдельных групп населения. Так, о Тюмени говорится: "Город как город, и велик, и много каменных церквей. Монастырь и строения - обыкновенные, показывают доброе состояние жителей. Торговля порядочная, кожевенные заводы во множестве, и фабрикация ковров, кушаков, хомутов и чирков (котов). Это добро с прибылью для тюменцев расходится по всей Сибири, в Пермскую и Оренбургскую губернии. Важную промышленность города и уезда составляет извозничество. Казанские и пермские с одной, и томские и тобольские обозы, с другой стороны, останавливаются в Тюмени и сдают купеческие и казенные клади из Москвы и Кяхты, также с ярмарок Ирбитской и Макарьевской, следующих громадными караванами. Судоходство по реке Туре оживляет также промышленность. Тюмень занимает хорошую позицию и со временем станет в ряд с лучшими российскими городами" (л. 178 об. - 179). О сибирских казаках автор пишет: "Сорт людей в войске в физическом и нравственном отношении - превосходный: честность, доброта, верность своему долгу, подмешанные казацкой удалью и расторопностью, сохранились неприкосновенно, от первобытных времен. Они с некоторым исключением не были собственно земледельцы, а скотоводы и торговцы" (л. 220 об. - 221). Об иркутских купцах: "Между гражданами есть люди любознательные, имеют собрания хороших книг и изящных вещей, живут, так сказать, в любомудрии, окруженные многочисленным родством" (л. 374). Конечно, Броневский не объективен - впрочем, как и все мемуаристы. Но его пристрастность обычно сказывается в преувеличении достоинств, а не недостатков. Это относится и к общему тону отношения к Сибири. Для него характерны такие выражения: "родимый Омск, где кипела моя деятельность по службе в продолжение 20 лет" (л. 168 об.), "Сибирь благословенная" (л. 178 об.), и т. п.
   Весьма интересны характеристики отдельных высокопоставленных военных, гражданских и церковных деятелей. Например, архиепископ Тобольский и Сибирский Евгений, по словам Броневского, "был нашим достойным архипастырем, при строгости монашеской жизни и ревностном исполнении своего долга, до подробностей ученый, начитанный и, так сказать, всезнающий: о каком бы предмете ни заговорили, например, о гражданской части, - будет рассуждать дельно, как губернатор, о военном - как генерал, о политике - как дипломат. Входит в разговоры отвлеченные будто неохотно, ощупью, и, развив мало-помалу рассуждение, под конец докажет, что он предмет знает лучше всех нас. Священнодействовал Боговдохновенно, без всякого педантства, располагая всякого к усердной молитве и забвению суэт мира" (л. 330-330 об.). Совершенно иным выглядит под его пером другой иерарх, хотя отзыв о нем окрашен в столь же доброжелательные тона: "Афанасий, ученый и любитель изящных искусств, строгий по своему сану, и при довольно молодых летах, привлекательной наружности, всегда щеголевато одетый, угощал и приемы гостей делал, поклоняясь европейским обычаям. У него составился довольно богатый кабинет минералов и натуральной истории, и библиотека богословских и по другим предметам книг на разных языках. Нельзя не припомнить его мистификации жандарму Маслову, который что-то подметя, вероятно доносил на часть духовную. У обедни проповедь была о масле, на концерте пели умышленно дурно и тянули, возглашая беспрестанно, "Елей радование, Елеем и Елею радования". Он сам редко говорил проповеди, но если являлся на кафедре, то сиял глубокою ученостию и красноречием. При Афанасии в облачениях духовенства, манере служения, образовании певчих и проч. последовало ощутительное улучшение" (л. 331 об. - 332).
   Впервые Броневский попал в Сибирь в 1808 г., молодым (22 лет) адъютантом назначенного начальником Сибирской линии генерала Г. И. Глазенапа, при котором состоял в этой же должности и ранее, на Кавказе. Понятно, что своему командиру, которому он был многим обязан, мемуарист посвятил немало строк. Характеризует он и других своих начальников (генерал-губернаторов Западной Сибири П. М. Капцевича и И. А. Вельяминова), сослуживцев и подчиненных [10]. Характеристики отличаются краткостью и выразительностью. Очень подробно описывается поездка в Петербург в 1833 г., аудиенция у Николая I и разговор с ним, в том числе о ссыльных декабристах [11].
   Разумеется, рассказывает мемуарист и о своей личной жизни. Броневский женился на Ксении Ивановне Нерпиной, племяннице известного сибирского купца И. Ф. Нерпина, удочеренной последним. С глубоким уважением отзывается он о своем тесте и его коммерческой деятельности. Поименно названы также дети и внуки автора: старший сын Григорий (р.1812 г.) и его дети Екатерина и Семен, второй сын Николай (р.1814 г.) и его дети Павел, Николай и Софья, дочь Варвара (р.1819 г.) и ее дети от брака с иркутским чиновником, впоследствии сенатором Г. А. Гизетти - Антон, Анатолий, Серафима и Евгения (л. 255-256 об.) [12].
   Если при описании своей жизни и службы в Западной Сибири Броневский подробнее всего останавливается на военно-административной и военно-дипломатической деятельности, то восточносибирская часть его мемуаров - это в большей степени записки генерал-губернатора. В них содержатся развернутые и порой весьма точные и тонкие замечания об экономике края, занятиях и образе жизни различных групп населения - чиновников, купцов, ссыльных, крестьян, инородцев, казаков, горнорабочих [13].
   Посетив Петровский завод, где отбывали наказание декабристы, Броневский заметил: назначение комендантом С. Р. Лепарского показывает, что "государь, не желая, чтоб молодые люди, временно впадшие в заблуждение от чужеземного воспитания и идей, ими в пылу юношеского жара без дальнего рассуждения охваченных, страдали в политическом изгнании от родины, благодушно учредил особого рода человеколюбивейшее содержание и образ занятий, и, к усовершенствованию своего благодеяния, дал им начальника Лепарского <…> эмблему доброты и кротости, при твердом и непоколебимом исполнении своего долга" (л. 450 об.). Не останавливаясь сейчас на том, насколько справедлива оценка "человеколюбивейших" намерений Николая I (впрочем, иную генерал-губернатор и не мог дать!), отметим, что характеристика Лепарского немногим отличалась от содержащихся в многочисленных свидетельствах самих декабристов.
   Весьма интересными представляются впечатления Броневского от каземата и его обитателей: "Замок! Деревянное квадратное, с обширным двором строение, имеющее с внутренней стороны галерею, а с внешней - комнаты преступников, для каждого по одной. Сообщения их между собою, прогулки в галереях и дворе свободны. Стол из общей артели сытный. Платье не скудное, у всякого по состоянию. У некоторых убранство комнат весьма пристойное. Имели запасы книг и журналов, освежаемых новыми присылками. Несчастные богатых фамилий, получая от своих родных, чрез руки коменданта, с дозволения правительства, необходимые пособия, уделяют бедным, той же категории, но и другим ссыльным и не ссыльным. К. И. Трубецкая в особенности и фамилия Муравьевых слишком известны щедрыми благотворениями. Некоторые из узников стали носить бороды, не по требованиям юной Франции, а так… из смирения, и предались религиозности, употребляя свое время, главнейше, в молитвах и хождении в Церковь Божию. Я бы мог сказать что-нибудь отдельно о лицах этой категории, но оно не может иметь места без дозволения правительства" (л. 451 об. - 452 об.). Напомним, что работа над записками велась в царствование Николая I, так что последнее замечание еще раз свидетельствует о намерении издать мемуары. Заметим, что на последних страницах рукописи говорится об опасности, исходящей от "государственных преступников", о чем свидетельствуют "безумные какие-то замыслы" Лунина, заговор Сухинова, влияние на местное население Фонвизина и его товарищей, живших в Тобольске и учредивших "духовные беседы" [14].
   В мемуарах довольно много говорится о повседневной жизни, развлечениях, и больше всего о музыке. Броневский был ее страстным любителем, и его увлечение счастливым образом совпало со служебными обязанностями. Начав переформирование войска по новому образцу, начальство столкнулось с нехваткой многих необходимых вещей - оружия, мундиров и пр. Необходимы были и военные оркестры. В связи с этим Броневский дает характеристику положения в этой области и описывает предпринятые им меры.
   "В войске, поставляемом на такую ногу, невозможно было обойтиться без музыки и трубачей. Последних, если по 10 на полк, то нужно, кроме конной артиллерии, 100 человек. Учить некому. Данный мне из 18-го Егерского полка штаб-валторнист Епинешников плохо играл на трубе; и инструменты, и ноты куплены, но играть не умели, хотя трудилось множество учеников, помещенных возле моей квартиры, в крепости. Нескладными и фальшивыми звуками, признаюсь, долго надоедали всем обитателям крепости. Но судьба и в этом мне благоприятствовала. В 1813 г. в числе военнопленных, присланных на службу в Сибирь, были очень хорошие музыканты. Лучших человек 25 я выпросил себе в войско, приняв их по страсти моей к музыке, в личное мое заведование". По просьбе Броневского "нарочный привез из Петербурга полный хор духовых инструментов и нот", он набрал молодых казаков в ученики. "Вдруг явилась в Омске музыка, какой там, от сложения мира, не слыхивали. Богемцы, немцы и поляки удивляли своей игрою. Главные Ган, Флек, Квятковский, Радольский, Гиденский, Голомбетский и другие имели замечательные таланты, играя на многих инструментах. Трубачи мои перестали фальшиво пищать, музыкальные ученики поспевали, и один за другим поступали в оркестр. Один из учеников, отличной способности, Свешников, был отправлен в Преображенский полк... и вышел без ошибки хорош. В 1815 г. пленные возвращены в свое отечество, но оставили по себе, из казаков, добрых наследников. Несколько человек польских музыкантов я уговорил <доставя им выгоду,> остаться навсегда в войске. Квятковский, всем в войске известный, сделан штаб-трубачом и впоследствии офицером. Он установил трубаческую музыку как следует, и все полки получили готовых трубачей" (л. 238-240). Высоко оценивает мемуарист роль "знаменитого музыканта нашего Александра Александровича Алябьева, который с удивительною охотою трудился над музыкантами, производя чудесные успехи". Отдает он дань и польскому ссыльному К. Волицкому. Это был "бывший офицер Польской армии, образовывавшийся в Парижской академии музыки, учитель и дирижер превосходный". Общими усилиями "подняли войсковую музыку на высокую степень. Всякий инструмент имел солистов для концерта. Моя музыка всегда находилась при корпусной квартире, доставляя усладительное развлечение всем в скудном и суровом краю. Про себя откровенно скажу, что если бы не было музыки, я, может быть, десятью годами ранее оставил бы Сибирь" (л.240 об.).
   О ревностном отношении Броневского к оркестру писал по рассказам старших знакомых В. И. Вагин, бывший в описываемое время ребенком. "Пехотный оркестр (в котором служил отец Вагина. - Н. М.) соперничал с полковым казачьим, которому покровительствовал Броневский, и в котором были исключительно поляки. Они играли какой-то знаменитый марш, который они играли на парадах и который тщательно скрывали от пехотных музыкантов. Однажды отец не стал управлять оркестром, а просто пошел с парадом. Каково же было удивление поляков, когда в следующий парад они услышали, что их секретный марш исполняют пехотные музыканты! Отец вслушался в марш, выучил его наизусть и положил на ноты" [15].
   А. И. Куприянов уже отмечал роль Броневского как человека, стоявшего у истоков военной духовой музыки в Сибири [16]. Но внимание к музыкальной жизни не ограничивалось военной сферой. Мемуарист подчеркивал, что и "бальная, и концертная музыка была такова, что приезжающие иногда артисты надивиться не могли, что от самого Петербурга они встречают первую музыку, и где же? - в Тобольске". При посещении Тобольска наследником, писал Броневский, "Его Высочество, Государь Цесаревич Александр Николаевич, милостиво изволил отозваться мне о музыке, говоря, что он удивился, как могла составиться такая музыка в Сибири, и что его на бале тешили страусовскими вальсами [17], которые он так любит" (л. 241 об.).
   Приехав в 1834 г. генерал-губернатором Восточной Сибири в Иркутск, Броневский занялся и здесь своим любимым делом. "Музыка везде есть не последнее звено общественной жизни. Иркутск не мог ею похвалиться. Я застал такую, которую можно уподобить неподмазанной и идущей наперекор механике мельнице, пожалуй" (л. 373). Здесь мемуарист, очевидно, несправедлив. Т. А. Роменская отмечает, что уже в 1820-е гг. в Иркутске при участии генерал-губернатора А. С. Лавинского "был пополнен состав местного оркестра за счет профессиональных музыкантов графа Аракчеева, попавших в ссылку по делу об убийстве Анастасии Минкиной" [18]. Броневский же подчеркивал свою роль в улучшении положения: "Привезенные мною 6 даровитых музыкантов и подформирование порядочных из поляков, ссыльных и кантонистов, под управлением славного скрипача Алексеева, из людей графа Аракчеева, сосланного по известной истории несчастной Настасии, составили оркестр не только для балов, но и для концертов, дававшихся много раз к удовольствию публики, в пользу бедных и в пользу музыкантов. Было несколько солистов, хотя куда. Летом играла музыка ежедневно в саду и на разводах. В строй выходило до 30 музыкантов, отлично игравших марши. Это выросло в два года, при неусыпном старании Алексеева и моего адъютанта Агеева. Находил время и сам я, по моей страсти к музыке, бывать часто в музыкальной школе. Купеческие свадьбы и пирушки доставляли порядочное содержание музыкантам. У меня в доме бывали музыкальные вечера в небольшом кругу, именно было слушать с удовольствием творения: Вебера, Россини, Майербира, Бетгавена и Билини [19]. Это было для меня самое отрадное наслаждение после весьма прозаических трудов" (л. 372 об. - 373 об.)
   Немалую роль в музыкальной жизни играла духовная музыка. Броневский и ее не оставлял без внимания. Из мемуаров Броневского мы узнаем, что архиепископ Афанасий привез из Нижнего Новгорода знаменитого дьякона, "для обучения соборных диаконов и певчих. Ловок и голос - огромный бас". Со знанием дела автор продолжает: "Соборный протодиакон Иконников, конечно не так ловок, но октава его еще ниже и сильнее, и чрезвычайно тверд в служении. Вообще мне нравился тот протодиакон за мастерство в служении и знание, когда следует задать фортиссимо" (л. 332). Он отмечал, что в Омске "при войсковом училище был огромный хор певчих, доведенный впоследствии, при директоре Черкасове, до совершенства". По мнению Броневского "сибирские обитатели имеют достаточно способности к музыке, особенно духовного ведомства и казаки" [20].
   Подводя итоги сказанному, отметим, что мемуары С. Б. Броневского являются ценнейшим источником разнообразных сведений по истории казачества и администрации, повседневности и музыкальной жизни Сибири. Текст записок позволяет выявить многие детали биографии автора, вехи его карьеры, круг знакомств, его взгляды, интересы, увлечения, его роль в развитии музыкальной культуры Сибири. В целом мемуары охватывают значительный временной отрезок - с конца XVIII до середины XIX в., описывают события, происходившие в разных регионах страны - от Гродненской губернии на западе до Нерчинска на востоке, включают Кавказ, Сибирь и казахские степи. В них характеризуются положение и образ жизни различных групп населения Российской империи: кавказских горцев, сибирских аборигенов, казахских кочевников, казаков, солдат, офицеров, чиновников, купцов, ссыльных. Автор рассказывает о встречах с многими выдающимися государственными деятелями и военачальниками, их служебной деятельности, внешнем облике, привычках, обыденной жизни.
   Все это позволяет утверждать, что автобиография С. Б. Броневского может быть отнесена к лучшим образцам русской мемуаристики, а ее автор может быть назван не только известным государственным и военным деятелем, но и любителем, знатоком и популяризатором музыки в Сибири, писателем-мемуаристом.

  [*] Подготовлено в рамках гранта РГНФ, № 05-01-01349а.
  [1] Козьмин Н. Н. Из прошлого Сибири. (Бывший генерал-губернатор Восточной Сибири С. Б. Броневский и его мемуары) // Козьмин Н. Н. Очерки прошлого и настоящего Сибири. СПб., 1910. С. 34-67; Чернов С. Представление генерал-губернатора Восточной Сибири Броневского о декабристах в 1837 г. // Каторга и ссылка. М., 1927. № 2 (31). С. 91-95; Ремнев А. В. Первый глава Омской области Семен Богданович Броневский // Регион России. 1999. № 1 (7).
  [2] Броневский С. Б. Отрывки из записок // Ист. вестник. 1889. Т. 38. № 12. С. 500-512.
  [3] Из воспоминаний первого омского областного начальника С. Б. Броневского // Известия Омского государственного историко-краеведческого музея. № 8 / публ. А. В. Ремнева.
  [4] ОР РНБ. Ф. F. IV. № 698, 563 л. с об. В дальнейшем сноски на эту рукопись даются в тексте, с указанием листов в круглых скобках.
  [5] Козьмин Н. Н. Из прошлого Сибири. С. 47, 67.
  [6] Там же. С. 36.
  [7] Там же. С. 40, 41.
  [8] См.: Известия Омского государственного историко-краеведческого музея. № 8.
  [9] А. В. Ремнев называет две: "О киргизах, занимающихся земледелием в Омской области" // Земледельческий журнал. 1823. № 13 и "О посеве разного хлеба в Омской области и преимущественно киргизами" // Там же. 1834. № 20 (Известия Омского государственного историко-краеведческого музея. № 8).
  [10] Известия Омского государственного историко-краеведческого музея. № 8.
  [11] Ист. вестник. 1889. Т. 38. № 12. С. 510-512; Козьмин Н. Н. Из прошлого Сибири. С. 58-59; Каторга и ссылка. М., 1927. № 2 (31). С. 91-93.
  [12] Из потомков С. М. Броневского Анатолий Германович Гизетти стал сенатором, а Григорий Семенович и Екатерина Григорьевна известны своим участием в революционном движении.
  [13] См.: Козьмин Н. Н. Из прошлого Сибири.
  [14] Там же. С. 64-66; Чернов С. Представление генерал-губернатора Восточной Сибири Броневского о декабристах в 1837 г. // Каторга и ссылка. М., 1927. № 2 (31). С. 92-93.
  [15] Вагин В. И. Мои воспоминания // Мемуары сибиряков. XIX век. Новосибирск, 2003. С. 17.
  [16] Куприянов А. И. Русский город в первой половине XIX века. М., 1995. С. 102.
  [17] Т. е. вальсами И. Штрауса.
  [18] Роменская Т. А. Музыкальная культура Сибири. В 3-х тт. Новосибирск, 1997. Т. 2. Кн. 1. С. 241.
  [19] Речь идет о знаменитых композиторах Ж. Мейербере, Л. Ван Бетховене и В. Беллини.
  [20] См.: Известия Омского государственного историко-краеведческого музея. № 8.