Новости

   Источники

   Исследования

   О проекте

   Ссылки

   @ Почта

• Шиловский М.В. "Полнейшая самоотверженная преданность науке": Г. Н. Потанин. Биографический очерк.

   В Петербурге заботу о Г. Н. Потанине взяла на себя семья Владимира Викторовича Лесевича (1837-1905), известного философа, публициста, общественного деятеля, с которым он познакомился сразу после ссылке благодаря А. П. Нестерову в Казани. Касаясь его взглядов, наш герой на примере одного из выступлений его, писал: "Речь Лесевича свидетельствовала, что русские оптимисты [народники - М. Ш.] включали в свою программу децентрализацию, но они желали бы, чтоб децентралисты не забывали, что у централистов и децентралистов есть общие цели, например, русская революция. Это обеспечивало Сибири существование и развитие сибирского патриотизма, а общение с остальной Россией могло бы выразиться в федеративном устройстве нашего отечества. Лесевич был несомненно федералистом, он не переносил рядовых украинцев, с которыми приходил в соприкосновение на своей родине в Полтавской губернии. Они отталкивали его от себя своим шовинизмом, своим мнением, что все украинское хорошо и ценно, а все, что возникло вне Украины, дурно и отвратительно" [1]. Лето 1894 г. (июнь-сентябрь) Потанин провел в имении Лесевича в д. Денисовке Лубенского уезда Полтавской губернии, а по возращению поселился в одном с ним доме на Лиговке. Позднее, в мае 1900 г. до отъезда в Иркутск он жил на его квартире. Внутренний дискомфорт и уныние, обусловленные смертью Александры Викторовны, усилились после получения летом 1894 г. известия о смерти Н. М. Ядринцева. "Завидую его смерти, - сообщал он своему постоянному корреспонденту В. И. Семидалову 17 июня 1894 г.- Во-первых, она была внезапна, следовательно без продолжительных страданий; в телеграмме сказано, что он умер скоропостижно. Во-вторых, положение уехавшего всегда завиднее, чем положение оставшегося в запустелой комнате. Мне бы надо было наперед убраться из реального мира, а судьба заставляет переживать утрату за утратой" [2]. Постепенно жизненный тонус улучшался и 24 января 1895 г. Григорий Николаевич сообщает Д. А. Клеменцу: "Я, несомненно, изменился к лучшему, но все еще не пришел к прежнему ровному настроению. Телом я болен и не был, а дух только страдал. Теперь и в этом отношении как будто благополучно. Волнуюсь общественной и личной жизнью. Страсть, как хочется опять в Иркутск" [3].
   Из Петербурга, где наш герой проживал до отъезда в Иркутск летом 1901 г., он совершил ряд длительных поездок. Кроме трехмесячного пребывания в Денисовке, в апреле 1895 г. Потанин две недели провел в Смоленске, а затем выехал в Омск, а оттуда в Кокчетавский уезд на родину покойного друга Ч. Ч. Валиханова. Дело в том, что в этом году исполнялось 60 лет со дня рождения казахского ученого и просветителя. По инициативе Григория Николаевича РГО принимает решение о подготовке специального выпуска своих записок с работами юбиляра и Потанина командируют в Степной край. Посетив отца Чокана - султана Чингиса, он получил от последнего ряд рукописей друга и его фотопортрет. Эти материалы вошли в том сочинений Ч. Ч. Валиханова, изданный в 1904 г. под редакцией Н. И. Веселовского в записках РГО [4]. В написанном по итогам поездки очерке, Григорий Николаевич отметил главную, по его мнению, черту мировоззрения своего друга: "В сердце Чокана любовь к своему народу соединилась с русским патриотизмом, в шестидесятых годах общероссийский патриотизм не отрицал местных, областных и инородческих, и два патриотизма - общий и частный - легко уживались в одном человеке" [5].
   Помимо мемориальной составляющей, поездка преследовала цель сбор фольклорного и этнографического материала в казахских аулах и стойбищах. Потанин собрал ценную информацию о жизни и быте казахов конца Х1Х в. Например, он описывает уездный Кокчетав, каким увидел его летом 1895 г.: "Кокчетав едва-ли имеет более двух тысяч жителей; весь деревянный, ни одной выдающейся постройки, две церкви и две мечети, из этого уже видно, что половина населения его состоит из мусульман; мечети красивее церквей; есть лавочные ряды, в которых торгуют преимущественно татары" [6].
   В 1897 г. наш герой посетил Москву и Париж в поисках материалов для подтверждения своей гипотезы о восточных корнях эпического наследия народов Евразии. Летом 1899 г. он выезжает в Сибирь, где из Читы в сопровождении учителя Агинской улусной школы Ш. Б. Базарова и китайского подданного Лубсына совершил поездку в среднюю часть Большого Хингана. Характерно, что возвратившись в Петербург он еще долго хлопотал перед руководством РГО о дополнительном вознаграждении своим проводникам по 50 руб. на человека [7]. На обратном пути 6 октября 1899 г. в Иркутске в местном отделе РГО Потанин "сделал сообщение о своем последнем путешествии, совершенном им летом в пределы Среднего Хингана, населенного монгольскими племенами, как баргуты, халхасцы, узумучины, хорчены и джаруты. Главная цель экспедиции была фольклор, т. е. изучение преданий, поверий, легенд, сказок, пословиц" [8]. Краткий очерк о поездке был опубликован в 1901 г. [9]. В этом же году увидел свет краткий отчет о последнем крупном путешествии в Китай в 1892-1893 гг. [10].
   Наконец, главным направлением научного творчества Г. Н. Потанина в 1894-1900 гг. становится завершения разработки "восточной гипотезы". Он сосредотачивается на обработке собранного фольклорного материала, одновременно выступая страстным пропагандистом идеи собирания различных видов эпического наследия, прежде всего сказок. В 1898 г. через журнал "Образование" он обратился к российским учителям с призывом собирать именно их, "потому что они быстро исчезают с наступающими новыми условиями народной жизни". Необходимость акции обосновывалась тем, что "мы не имеем списка сказочных типов, известных нашему народу; мы не знаем, имеем ли мы такие сюжеты, которые известны только одному нашему народу; но знаем, какие сюжеты у нас общие с западными нашими соседями, какие с восточными; с которыми соседями у нас родство, богаче ли мы соседей сказками или беднее. И у кого форма сказок архаичнее, у нас, или у западных народов, или у тюрко-монголов? Эти вопросы, столь важные для истории расселения сюжетов, совпадающей с историей культурных заимствований вообще, могут быть разрешены только тогда, когда из народной памяти будет исчерпан весь запас сказок, как исчерпан пока только былинный эпос" [11].
   Он интенсивно разрабатывает положение о едином источнике эпического наследия восточных и западных народов. Даже корни евангелического сказания о Христе ведут в южную Сибирь или Северную Монголию. Сообщая об этом, он пишет В. Г. Короленко 13 февраля 1896 г.: "Я пришел к убеждению, что инциденты этой легенды возникли в шаманском дуализме Северной Азии, в орде, и оттуда распространились на Запад по северную сторону Каспийского моря, так что в Южную Россию пришли раньше, чем в Палестину..." [12].
   По представлению Г. Н. Потанина, исходной базой для восточного и средневекового европейского эпосов послужил один источник - легенда о сотворении мира центральноазиатского (ордоского) происхождения. Творец создает мир при помощи сына. По завершению процесса происходит спор из-за обладания миром, переросший в открытый антагонизм между отцом и сыном. Григорий Николаевич обратил внимание на наличие в фольклоре монголов героя, совмещающего черты отца и сына. Это Арья-Бало, "сочетание святого и плута". Он считает его прародителем двух образов - небесного божества и его сына. "При дальнейшем развитии образа... творец становится земным царем, а сын его принимает облик владыки подземного мира (в тюрко-монгольских версиях это Эрлик). Теперь коллизии, связанные с сотворением мира, трансформируются в трудности, подстерегающие земного царя в военных походах. Мотив вражды отца с сыном развивается как гонения на сына царя, заговоры братьев против него и т.д. Когда "небесная" легенда превращается в "земную", небесное божество принимает облик царя и именуется чаще всего Чингисом, Гэсэром, но при этом сохраняет связи с исходным образом творца. В дальнейшем, считает Потанин, от Монголии до Европы появляются разнообразные варианты "земной легенды". Схему, обнаруженную в тюрко-монгольском (или, как называл его Потанин, - ордынском) эпосе, Потанин распространяет на сказания различных народов" от Монголии до Испании [13].
   В 1897-1898 гг. он был занят подготовкой своего главного труда по "восточной гипотезе", о чем и сообщал 16 февраля 1898 г. Н. М. Мендельсону: "Так я зарылся в своих сказках, что никуда не хожу, никому не пишу и с трудом отрываюсь от работы; к гостям, если они не расположены слушать об Амиране и Авалокитесваре, равнодушен... Вижу конец работы и рвусь к нему. Испытываю над собой словно чью-то власть, больше чем власть - насилие. Точно меня кто держит в тисках" [14]. В 1899 г. объемная монография "Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе" выходит в свет [15]. Встречена она была, мягко говоря, прохладно. Ученые-фольклористы не приняли ее. Как заметили А. М. Сагалаев и В. М. Крюков: "Любимое детище Потанина, дело чуть ли не двадцати лет его жизни принесло ему немало горьких минут... Свет с Востока, увиденный им в горах Тибета и Монголии, не осветил Европы" [16].
   Мы не можем дать квалифицированную оценку "восточной гипотезе" нашего героя, но представляется, что в свете развития этнологии, того внимания, которое сейчас уделяется евразийству, она будет востребована, а сам Г. Н. Потанин вместе с Н. М. Ядринцев были непосредственными предшественниками евразийцев, задолго до выхода в 1921 г. "Исхода к Востоку" начавшими разрабатывать основополагающие идеи этой концепции [17]. Что же касается упомянутой книги, то помимо чисто источникового и концептуального значения, она содержит очень важное методологическое положение, призывающего к развертыванию систематического изучения народов Центральной Азии. "Пренебрежение ученых к степным народам задерживает развитие науки, замечал Григорий Николаевич.- Установлению правильных взглядов на роль этих варваров и на историю духовно-культурных заимствований мешает наше арийское высокомерие, ложная историческая перспектива... и несмелость мышления, порабощенного рутинными взглядами и рутинными верованиями" [18].
   С точки зрения участия в общественно-политической жизни рассматриваемый период выглядит внешне как самоустранение Потанина от участия в ней из-за сильной загруженностью наукой. В какой-то степень это так. Он как бы взял "паузу" для того, чтобы осмотреться и самоопределиться в быстро изменяющейся политической жизни. Поэтому внешне наиболее значимой акцией этого времени можно считать его участие в 1898 г. в создании Союза взаимопомощи русских писателей (будущего Литературного фонда) и участие в массовом протесте его членов в 1901 г. в связи с разгоном полицией демонстрации 4 марта у Казанского собора в Петербурге.
   Больше всего Потанина волновала взаимосвязанные вопросы увековечения памяти Н. М. Ядринцева и судьба оставшейся после него газеты "Восточное обозрение". Как известно Николай Михайлович летом 1894 г. в Барнауле кончает жизнь самоубийством, приняв чрезмерную дозу опиума. Из свидетельств очевидцев следует, что отравление произошло не случайно, а преднамеренно, и перед этим он пытался застрелиться [19]. Обстоятельства, приведшие лидера сибирского областничества к трагическому финалу сложны, но в конечном счете они выражали состояние всего движения на рубеже веков.
   Прежде всего потерпели крах иллюзии относительно экономического и социального развития Сибири. Надежды на естественную эволюцию при помощи общины и реформ рухнули с проведением железной дороги и интенсивным развитием капиталистических отношений в экономике региона. Среди сибиряков наблюдалось полное равнодушие к областническим лозунгам. Материальную поддержку ему местные предприниматели осуществляли неохотно и скудно. Провалились надежды его лидеров расширить свое влияние среди местной интеллигенции. Наконец, ничего нового областники не могли дать в теоретической области. "Так действительность и грубая жизнь, - признавался Ядринцев в 1894 г.,- уничтожает всякую иллюзию идеализма. Я смотрю на свои прежние иллюзии с открытыми глазами и ничего не скрываю. Я открыл даже в своем прежнем идеале буржуазные доктрины" [20]. Не менее характерным и красноречивым является признание кризиса своих народнических идеалов со стороны писателя Н. И. Наумова. В одном из писем Г. Н. Потанину в 1897 г., называя себя праздным идеалистом, он констатирует: "Кругом все изменилось. Пошли новые люди, а с ними новые идеи и стремления, но к сожалению не утешительные и по неволе спрашиваешь себя, для кого я буду писать и для чего?" [21].
   Факт самоубийства лидера и тем более обстоятельства, которые к этому привели, должны были отрицательно отразится на имидже движения. Это хорошо понимал Г. Н. Потанин. В письме к В. Н. Семидалову в августе 1894 г. он замечает: "Первое известие о смерти Ник. Мих. не было для меня таким огорчением, как известие, что он отравился" [22]. Перед областниками встала очень трудная задача: с одной стороны, скрыть или, по крайней мере, минимизировать резонанс от самоубийства. С другой, воспользоваться смертью Ядринцева и обзавестись собственным мучеником, вокруг имени которого можно было бы объединить свои поредевшие ряды.
   Данное обстоятельство сразу же учел Потанин. В том же письме он намечает программу деятельности в отношении пропаганды личности и заслуг покойного друга. "Как бы хотелось,- пишет он,- перед читающей сибирской публикой восстановить милый образ его, каким он был, когда ему было лет 20-25?" [23]. Этой работой Григорий Николаевич занялся сам. Уже к ноябрю 1894 г. им был написан объемистый очерк о жизни и деятельности Николая Михайловича. Но публиковать его под своим именем он не хотел, во-первых, из-за опасения быть обвиненным в пристрастности по отношению к Ядринцеву; во-вторых, ему хотелось, чтобы авторство взял на себя кто-нибудь из видных русских общественных деятелей, а сама биография издана была бы в центре и тем самым подчеркивалось всероссийское признание заслуг покойного лидера движения.
   С этой целью в ноябре 1894 г. Потанин обращается к редактору "Исторического вестника" Б. Б. Глинскому с просьбой "переписать и переделать его записку о Н. М. Ядринцеве" [24]. Одновременно с этим редакция "Восточного обозрения" обратилась к видному историку и журналисту М. К. Лемке с анапогичной просьбой. Оба заказа были выполнены, и книги вышли [25]. В них идеализировался образ лидера сибирского областничества, а заодно и все движение.
   Одновременно с этим перед областниками и его единоличным лидером Г. Н. Потаниным остро встал вопрос о судьбе "Восточного обозрения". Первоначально он склонялся к мысли самому возглавить газету [26]. Однако отсутствие организаторских способностей, влечение к чисто теоретической и научной деятельности вынудили нашего героя искать другой выход из положения. Взоры вновь обратились на И. И. Попова. Г. Н. Потанин и Д. А. Клеменц обращаются к нему с просьбой взять издание в свои руки [27]. После недолгих колебаний он согласился, но разгорелись споры о программе издания. На совещании в Иркутске, по свидетельству В. И. Вагина, высказывались противоположные мнения: "Попов и все сотрудники доказывали, что газета должна иметь общий характер, только с преобладанием сибирского элемента, я и Демьяновский, - что она должна иметь сибирский характер" [28]. При этом он, выражая мнение части областников, настороженно отнесся к кандидатуре И. И. Попова. "Он человек очень способный и умный и все-таки я ему не доверяю, - записывал в дневник Вагин 19 сентября 1894 г. свое суждение по поводу нового редактора.- У меня какое-то органическое предубеждение против этих господ с революционной окраской, хотя я и сам до известной степени ношу ее..." [29]. Тем не менее в редакционном заявлении в связи со сменой владельца и редактора подчеркивалось: "Ничего не изменится впредь. "Восточное обозрение" по-прежнему будет идти тем же путем, держаться тех же начал, какие были приняты ее основателями. Она будет отзываться на все жизненные вопросы, но более всего будет посвящать себя Сибири" [30].
   Обладая организаторскими способностями и денежными средствами И. И. Попову удалось поправить шаткое финансовое положение газеты. С началом его редакторства связано событие, в значительной степени определившее отношение Потанина к газете. Речь идет о деятельности в ней ссыльного народовольца П. Г. Зайчневского. По этому поводу идеолог областничества в одном из писем к В. Н. Семидалову в самом конце 1894 г. с раздражением заметил: "Мы здесь совершенно тем же недовольны в последних номерах, чем и Вы, - и длинными столбцами русской хроники..., а также бельгийскими рабочими, с детальными интересами которых считает нужным ознакомить сибирского читателя г.Зайчневский" [31]. Позднее он охарактеризовал значение деятельности последнего следующим образом: "Зайчневский повел газету в узкопартийном отношении: он из органа областных сибирских интересов превратил ее в орган той партии, к которой принадлежал в России" [32].
   И последний штрих, связанный с петербургским периодом жизни нашего героя. В 1900 г. в качестве деятельного члена Союза взаимопомощи русских писателей он взялся отредактировать и написать предисловие к сборнику стихотворений жительницы Барнаула Марии Георгиевны Васильевой (1863-1943). "Ее 129 небольших стихотворений, - замечает Е. Алексеева, - составлявших сборник, представляли хотя и маленькие, но неподдельные поэтические жемчужины. В них так много искреннего чувства и истинного вдохновения и в то же время они так просты и неотразимо заразительны своей грустью. Эта особенность поэзии "сибирячки" была сразу подмечена Потаниным" [33].
   В качестве примера воспроизведем только одно стихотворение поэтессы:
     "Вы сказали, что песнь моя слишком грустна,
     Но упрек ваш меня не смущает,
     Эта песнь, словно зеркало, словно волна,
     Жизнь и душу мою отражает.
     Никогда не рисуюсь и грустью моей,
     Не ряжу в нее песнь прихотливо.
     И прозрачна она, словно горный ручей,
     И, как совести голос, правдива.
     Виноват ли серебряный тополь, что тень
     От себя на аллею бросает?
     Иль струя водяная, что в пасмурный день
     Только тучи она отражает?
     Если тихою ночью над гладью речной
     Заунывный напев пронесется, -
     Виновато ли эхо, что той же тоской,
     Той же скорбью оно отзовется?" [34].
   Вскоре М. Г. Васильева приехала в Петербург и познакомилась с редактором своего сборника, который предложил ускорить появление книжки. 13 февраля 1901 г. он информировал Н. М. Мендельсона, что "Сборник стихотворений" Васильевой отпечатан в количестве 1200 экземпляров. А далее он предлагает адресату и П. М. Головачеву написать рецензии в "Восточное обозрение" и "Сибирскую жизнь". "В рецензии нужно выставить, - наставляет он, - что сибирская поэтесса прожила в захолустном сибирском городке, где ее не захватила струя общественного движения, а потому она не отразилась в ее поэзии. Если бы у нее была другая судьба, другие встречи, то она дала бы нам такие же искренние стихи, но на другие темы, не на одни только личные" [35]. "После ее отъезда из Петербурга в конце декабря 1900 года полетели потанинские письма к барнаульскому адресату. Они положили начало долгой, более чем десятилетней романтической переписке, которую по праву можно назвать романом в письмах" [36].
   После возвращения из поездки в Забайкалье Григорий Николаевич принимает окончательное решение вернуться в Сибирь на постоянное жительство. О замысле своем 29 октября 1899 г. он сообщает в одном из писем: "Меня до такой степени охватил кипяток нашего сибирского муравейника, что мне захотелось пересилиться из Петербурга в Иркутск или, по крайней мере, в Сибирь. И иркутяне, и красноярцы насели на меня с уговариванием переселиться" [37].
   В июле 1900 г. он съездил в Уральск проверить, как поживает приведшая его в восхищение в 60-е гг. XIX в. уральская казачья община, а 1 июня скорым поездом выехал из Петербурга в Иркутск, куда прибыл в конце июля.
   Сравнивая наиболее значимые сибирские города начала ХХ в. Омск, Томск и Иркутск, Потанин предпочтение отдавал последнему. Омск, по его мнению, являлся "городом Акакиев Акакиевичией", который "стремится в купеческий пакгауз, дробь барабана хочет смениться щелканием счет". "Ни один сибирский город не может представить такого длинного списка замечательной буржуазии, как Иркутск...", - отмечал далее он. С этих позиций Григорий Николаевич всегда выделял Иркутск в противовес Томску с его "некультурной буржуазией", в силу чего "томская жизнь всегда была более серою, бледною, более провинциальною, чем в Иркутске, а томич был плебеем сравнительно со щеголеватым иркутянином" [38].
   В Иркутске нашего героя встретили радушно. Его вновь избирают правителем дел Восточно-Сибирского отдела РГО. В "Восточном обозрении" Потанин повел областной отдел "и твердо стоял на том, чтобы газета не утратила местного колорита, как того желали некоторые ссыльные" [39]. Вокруг него образовался кружок почитателей во главе с К. А. Козьминой и Т. М. Фарафонтовой, которой было поручено разбирать архив Н. М. Ядринцева. Деятельно Потанин подключился к подготовке и празднованию 50-летнего юбилея отдела РГО, который торжественно отмечался в ноябре 1901 г. 17 ноября в городском театре состоялось торжественное заседание по этому поводу. на следующий день состоялось - собрание отдела, на котором Н. Н. Козьмин зачитал доклад по его истории. Старейшим членам его Г. Н. Потанину и М. В.Загоскину была устроена овация [40]. Празднование продолжалось несколько дней. На обеде у председателя отдела Н. Е. Маковецкого Григорий Николаевич "сказал речь о научных работах и исследованиях в Сибири П. А. Кропоткина и предложил приветствовать его телеграммой, что и было принято единогласно. Телеграмму составили тут же, за обедом. Присутствующие подписали ее, и она была отправлена в Лондон" [41].
   Однако идиллия продолжалась недолго. Недовольство лидера и идеолога областничества вызывала политическая направленность "Восточного обозрения", ничего общего, по его мнению, с областничеством не имеющая. Попытки повлиять на редактора ни к чему не привели. И. И. Попов строго придерживался принципа, что в газете должны "работать люди всех возможных прогрессивных направлений, не делая компромиссов со своими убеждениями" [42]. Данное обстоятельство привело к открытому столкновению Г. Н. Потанина и И. И. Попова по поводу газеты "Байкал", которую Попов получил разрешение издавать в Иркутске. Потанину была обещана должность редактора, и он начал активно готовиться к новой работе. В письме к М. В. Загоскину (август 1901 г.) он следующим образом определил свою миссию: "Наши сибирские газеты все ежедневные; статьи их имеют летучее, мгновенное значение; после прочтения тотчас забываются. Потребность в журнале, в больших статьях; нужны исторические и экономические трактаты, длинные повести и романы. Я думаю по мере возможности ответить этой потребности своим "Байкалом". Хотелось бы содействовать освещению сибирской истории, выяснению особенностей сибирского населения" [43]. В том же письме извещалось о предполагаемом выходе первого номера 18 августа. Несколько позже он сообщал Н. М. Мендельсону: "Собираюсь с 1-го ноября выпускать "Байкал" [44].
   Однако газета принадлежала редакции "Восточного обозрения" и ее члены во главе с Поповым высказались против замыслов Потанина [45]. Так писали мы в своей статье, посвященной изучаемому сюжету, объясняя причину скоропалительного оставления Иркутска нашим героем [46]. Как позже выяснилось редактором "Байкала" он не стал по другой причине. Местная администрация направила формальный запрос в Особый отдел Департамента полиции МВД о политической благонадежности предполагаемого редактора, на который был дан следующий ответ: "Особый Отдел имеет честь уведомить Ваше превосходительство с возвращением приложения, что отставной сотник Сибирского Казачьего войска Григорий Николаев Потанин известен за личность весьма сомнительной благонадежности, вращается среди деятелей радикальной оппозиционной группы, ведет знакомство с лицами привлекавшимися по обвинению в принадлежности к революционным группам "Союза борьбы за освобождение рабочего класса", социал-демократической партии и другие. За последнее время Потанин обратил на себя внимание участием в подписании протеста Союза писателей в редакции газет по поводу демонстрации 4 марта сего года у Казанского Собора. В виду сего, а также крайней его революционной деятельностью, за которую он был по приговору Особого Присутствия Правительствующего Сената подвергнут 5 летней ссылке в каторжные работы, утверждение его в звании редактора газеты представляется крайне неудобным" [47].
   Тем не менее И. И. Попов или не сказал о жесткой рекомендации администрации, или он нашел какие-то другие аргументы, Потанину он отказал. Последовала молненосная реакция. Встретив новый 1902 год в Иркутске, Григорий Николаевич уже 30 января из Красноярска пишет редактору "Восточного обозрения": "Дорогой Иван Иванович, я должен Вам сообщить, что я не вернусь в Иркутск, а потому я снимаю с себя обязанность принимать почести, которые мне оказывали друзья, как будущему редактору "Байкала", и не возражать, когда меня называли этим именем. Я Вам сколько-то должен. Я хотел оставить в залог своего долга свои книги... Они будут в пользовании у меня, но я буду на них смотреть, как на залог. Вы будете вроде Екатерины 11, которая купила у Дидро его библиотеку и оставила ее ему в пользование до его смерти. Когда моя смерть приблизиться, я оставлю завещание о книгах, если не успею раньше расплатиться деньгами" [48].
   Формально же Г. Н. Потанин отправился в Красноярск для подготовки открытия подотднла РГО, состоявшегося в том же 1902 г. В городе тогда проживало примерно 27 тыс. жителей, из которых примерно 11, 6 тыс. составляли мещане; 10 тыс. крестьяне и более 3 тыс. ссыльные. Имелось 27 учебных заведений, в том числе мужская и женская гимназии, учительская семинария, железнодорожное училище и фельдшерская школа. Неформальные организации были представлены отделением Московского общества сельского хозяйства, Оществом врачей Енисейской губернии, краеведческим музеем. В городе выходила единственная частная общественно-политическая газета "Енисей" [49]. В Красноярске Григорий Николаевич остановился у Вл. М. Крутовского, но в городе пробыл до начала апреля. В одном из писем в феврале 1902 г. он сообщает: "От "Байкала" я отказался. Собираюсь на некоторое время поселиться в Томске. Теперь временно отдыхаю в Красноярске" [50].
   В начале мая 1902 г. Потанин был уже в Томске. Впрочем, здесь он только оставил вещи и на все лето отправился в Барнаул. Там с новой силой разгорелся его роман с М. Г. Васильевой. Вернувшись в Томск, он постоянно шлет ей письма, из которых можно установить некоторые обстоятельства его жизнедеятельности на новом месте. В Томске наш герой первоначально обосновался в доме П. В. Вологодского, но уже 16 ноября 1902 г. информирует Д. А. Клеменца, что "наконец, я устроился на зиму в Томске и сообщаю Вам свой адрес: Миллионная, д. 33 (Титова), кв. г-жи Рождественской" [51].
   Григорий Николаевич еще не знал, что его временное пребывание в городе превратится в постоянное, и здесь он умрет. После 1865 г. Томск существенно изменился: численность его населения удвоилась и составила в 1904 г. 67,4 тыс. человек. После открытия университета и технологического института он стал единственным вузовским центром за Уралом. Численность служащих, интеллигенции и студентов увеличилась за 1880-1917 гг. почти в 11 раз и составила 7, 3 тыс. человек. Губернский центр в 1897 г. аккумулировал 45 % занятых в пределах территориально-административного образования в государственном и общественном управлении, 83 % ученых, писателей и художников, 61 % юристов, 32 % медиков, 23 % учителей [52]. Он был главным центром книгопечатания и книготорговли в регионе. Здесь действовал стационарный театр, большое количество просветительских и благотворительных организаций.
   "Город растет во всех смыслах, и во внешнем виде и в умственном отношении. Силы отдельного человека начинают тонуть в деятельности многих лиц",- так он резюмировал первые свои впечатления о Томске в упомянутом выше письме к Д. А. Клеменцу [53].
   Потанин активно включается в деятельность Общества попечения о начальном образовании, имея целью создание музея при нем. С мая 1903 г. вместе с А. М. Головачевым он участвует в подготовке еженедельного иллюстрированного приложения к газете "Сибирская жизнь". В письме к М. К. Васильевой от 19 июня 1903 г. он следующим образом определил контуры проекта: "В этом издании предполагается давать портреты известных сибиряков и посторонних лиц, послуживших Сибири, их биографии, снимки с картин художников, сюжеты которых взяты из сибирской природы или сибирской жизни, виды Сибири, типы сибирского населения, образцы внешнего быта в Сибири, а также картины и сцены из жизни города Томска, так как это умственная столица Сибири. Виды будем стараться выбирать, которые красивые, чтобы развивать вкус" [54]. Но уже в конце 1904 г. он поссорился с издателем газеты П. И. Макушиным и прервал с ним отношения. В конце этого же года идеолог областничества был всецело увлечен идеей создания "сибирского" гимна и даже попытался привлечь к этому делу композитора Н. А. Римского-Корсакова, правда, безуспешно [55].
   Чтобы иметь ясное представление о взглядах и деятельности Г. Н. Потанина в Томске необходимо хотя бы в общих чертах составить представление о круге его томских знакомых, вообще о той обстановке, которая окружала престарелого ученого и общественного деятеля здесь, ибо это внесло серьезные коррективы в ход дальнейших событий. Его близкими знакомыми были члены местной организации партии социалистов-революционеров (ПСР), оформившейся в 1902 г.: П. В. Вологодский, М. Н. Вознесенский, А. Т. Бычков, А. Н. Шипицын, С. П. Швецов, А. А. Силин, Н. В. Соколов. С лета 1903 г. томские эсеры взяли под свой контроль издание легальной газеты "Сибирский вестник", которая с 1 июля стала выходить в обновленном составе редакции и сотрудников [56]. О своих взаимоотношениях с изданием Григорий Николаевич сообщал М. Г. Васильевой в ноябре 1904 г.: "Я с редакцией не схожусь в некоторых важных для меня пунктах". Тем не менее ниже сотрудников "Сибирского вестника" он охарактеризовал "если не моими единомышленниками, то все же друзьями" [57].
   Вторую группу знакомых Потанина составляли профессора университета и технологического института М. И. Боголепов, И. А. Малиновский, М. Н. Соболев, Е. А. Зубашов, В. А. Обручев; юристы А. В. Витте, А. Н. Гаттенбергер и др., по своим политическим взглядам относившиеся к либералам.
   И в Томске продолжили пристальное наблюдение за деятельностью нашего героя жандармы. Начальник местного губернского управления этого ведомства 22 августа 1904 г. сообщал вышестоящему начальству в Петербург: "Имею честь представить при сем Вашему Превосходительству полученную мною агентурным путем нелегальную брошюру № 17 под заглавием "Кто должен победить?" издания "Искра". При этом присовокупляю, что брошюра эта прислана по почте из-за границы на имя Председателя "Общества взаимопомощи книгопечатников в городе Томске", писателя Григория Николаевича Потанина, который, получаемую им систематически заграничную нелегальную литературу, по агентурным сведениям, передает членам упомянутого Общества для переиздания на гектографе и распространения среди рабочего населения гор. Томска" [58].

  [1] Потанин Г. Н. Воспоминания. Т. 7. С. 91-92.
  [2] Письма Г. Н. Потанина. Т. 4. С. 253-254.
  [3] Там же. С. 282.
  [4] Там же. С. 292; Т. 5. Иркутск, 1992. С. 31.
  [5] Потанин Г. Н. В юрте последнего киргизского царевича // Русское богатство. 1896. № 8. С. 78.
  [6] Потанин Г. Н. Указ. соч. С. 61.
  [7] Письма Г. Н. Потанина. Т. 5. С. 14.
  [8] Романов Н. С. Летопись города Иркутска за 1881-1901 гг. Иркутск, 1993. С. 411.
  [9] Потанин Г. Н. Поездка в среднюю часть Большого Хингана летом 1899 года // Изв. РГО. 1901. Т. 37. Вып. 3.
  [10] Потанин Г. Н. Очерк путешествия в Сы-Чуань и на восточную окраину Тибета // Изв. РГО. 1899. Т. 35. С. 363-436.
  [11] Потанин Г. Н. О необходимости собирания сказок // ЛНС, Т, 7. С. 243.
  [12] Письма Г. Н. Потанина. Т. 4. С. 295.
  [13] Сагалаев. А. М., Крюков В. М. Г. Н. Потанин: Опыт осмысления личности. Новосибирск, 1991. С. 133-134.
  [14] ЛНС. Т. 7. С. 305-306.
  [15] Потанин Г. Н. Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе. М.. 1899. 893 стр.
  [16] Сагалаев А. М., Крюков В. М. Указ. соч. С. 137.
  [17] Подробнее см.: Шиловский М. В. Сибирские корни евразийства // Евразия: культурное наследие древних цивилизаций. Новосибирск, 1999. Вып. 1. С. 102-111.
  [18] Потанин Г. Н. Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе. С. 856.
  [19] ТГИАОМ. Научный архив. Оп. 14. Д. 21. Л. 5-6.
  [20] Цит по: Кошелев Я. Р. Из истории культуры Сибири. Томск, 1966. С. 83.
  [21] Цит по: Кожевников С. Е. Николай Иванович Наумов. Очерк жизни и творчества. Новосибирск, 1952. С. 86.
  [22] Письма Г. Н. Потанина. Т. 4. С. 262.
  [23] Там же.
  [24] РГАЛИ. Ф. 163. Оп. 1. Д. 215. Л. 1.
  [25] Глинский Б. Николай Михайлович Ядринцев. М., 1895; Лемке М. Николай Михайлович Ядринцев. Спб., 1904.
  [26] ТГИАОМ. Научный архив. Оп. 14. Д.11. Л. 5.
  [27] РГАЛИ. Ф. 408. Оп. 1. Д. 50. Л. 104.
  [28] ГАИО. Ф. 162. Оп. 1. Д. 117. Л. 991.
  [29] Там же. Л. 1003.
  [30] "Вост. обозрение". 1894. 30 окт.
  [31] Письма Г. Н. Потанина. Т. 4. С. 279.
  [32] Потанин Г. Н. Областническая тенденция в Сибири. Томск, 1907. С.35.
  [33] Алексеева Е. "Мне хочется одеть Вас любовью..." Роман в письмах // Сиб. старина (Томск), № 10. С. 11.
  [34] Там же.
  [35] Письма Г. Н. Потанина. Т. 5. С. 29.
  [36] Алексеева Е. Указ. соч. С. 29.
  [37] Письма Г. Н. Потанина. Т. 4. С. 331.
  [38] Потанин Г. Н. Города Сибири // Сибирь, ее современное состояние, ее нужды. Спб., 1908. С. 238-239, 246, 250.
  [39] Попов И. И. Забытые иркутские страницы. Записки редактора. Иркутск, 1989. С. 131.
  [40] Романов Н. С. Летопись города Иркутска за 1881-1901 гг. Иркутск, 1993. С. 471, 473.
  [41] Попов И. И. Указ. соч. С. 140.
  [42] РГАЛИ. Ф. 408. Оп. 1. Д. 52. Л. 79.
  [43] Письма Г. Н. Потанина. Т. 5. С. 39.
  [44] Там же. С. 42.
  [45] ТГИАОМ. Научный архив. Оп. 14. Д. 12. Л. 17; Потанин Г. Н. Областничество и "Восточное обозрение" // Сиб. вестник (Томск). 1905. 22 июня.
  [46] Шиловский М. В. Некоторые вопросы истории сибирского областничества в период подъема первой русской революции // Ссылка и общественно-политическая жизнь в Сибири XVIII - начала ХХ в. Новосибирск, 1978. С. 111.
  [47] ГАРФ. Ф. 102. Оп. 1901. Д. 199. Л. 2.
  [48] Письма Г. Н. Потанина. С. 52.
  [49] Мешалкин П. Н. Красноярские встречи В. И. Ленина. Красноярск, 1984. С. 41-44.
  [50] Письма Г. Н. Потанина. С. 60.
  [51] Там же. С. 60.
  [52] Дмитриенко Н. М. Сибирский город Томск в Х1Х - первой трети ХХ века: управление, экономика, население. Томск, 2000. С. 107, 239.
  [53] Письма Г. Н. Потанина. С. 60.
  [54] Сиб. старина. 1995. № 10. С. 17.
  [55] РГАЛИ. Ф. 1769. Оп. 1. Д. 4. Л. 20.
  [56] Крутовский В. Периодическая печать в Томске // Город Томск. Томск, 1912. С. 296, 297.
  [57] Сиб. старина. 1995. № 10. С. 17.
  [58] ГАРФ. Ф. 102. Оп. 1901. Д. 199. Л. 3.